Sub Pluvia, Поэма Опции

[Murcielago]

Вот написал поэму и композицию к ней ]]>(Sub pluvia)]]>. Сразу скажу, что на основной мотив композиции меня подтолкнула одна песня. Потом ещё планирую сделать к ней иллюстрации, но выложить, скорей всего, не смогу - нет сканера. Был бы очень признателен за вашу критику. Заранее спасибо.

Sub pluvia

I

За окнами тысячи пальцев на клавишах пёстрых,
Прощения просят у пустоты;
Сотни сердец разбитых иль чёрствых,
Вновь погибают в каплях воды.

За их паденьем наблюдает
Давно уже потухший взгляд;
В нём детство, старость пропадают,
И не понять, где Рай, где смрад.

Память…
Она зверем диким
Смотрит на мир…
Нас же лелеет в причудливых снах.
И притворяется младенцем безликим,
Но прошлого кровь у неё на губах.

Сквозь сонмы запертых дверей проходим,
Ведь все они – лишь тени грёз;
И в комнате, куда они приводят,
Нам образ чудится из сгнивших жизни роз.

Он неприметен, молчалив,
Его за тусклый солнца луч принять возможно;
Несёт рубины он в глазах своих,
А чувств кинжалы сердца плоть терзают нежно.

И блеском чёрного гранита,
Сухое тело заслоняет Божий свет;
Бледны, как жизни чистые листы, его ланиты,
Ни человека, ни души в чертах лица уж нет.

Давно он слеп, хотя он видит вещи в цвете,
Давно он нем, хотя внутри вещают голоса пропащих душ.
Не он поведал мне ещё одну печальную историю на сем свете,
Хотя в зрачках его играл уже оркестр туш.

Балладу о любви сию мне призраки вещали,
Единственные в его мире из живых;
Глаза же старца каждый миг вновь погибали,
Не жизнь, а лишь секунды жизни были в них.

II

Шёл дождь…
Средь Демонов плеяд, на привязи томимых,
Рвя ветер в клочья, полз герой сих строк;
В груди теплился огонёк души ранимой,
Среди десятков пар таких же был он всё же одинок.

Испачканное гнусными Богов слезами,
На лоне Полумертвых очертаний, чтимых за людей,
Маня прекрасными глазами,
Лик девушки горит всех самых ярких звёзд милей.

Всё тщетно…
Всё пустое для двух Отвергнутых, о справедливости молящих
Безумна…
Речь о будущем душой Усопших, нищих.

Друг друга ищущие люди смерть сердец находят,
Но ведь оно, как бабочка, живёт лишь до заката, потом в свой мир иной уходит.
И сутки эта Смерть в телах влюблённых бродит,
Присутствием своим лишь жаждущих её изводит.

Сквозь щели ребёр друг в друга проникая,
В каждом Пропащие ищут себя;
Меж пальцев своих призраков витая,
Несут своё тяжкое бремя.

По голой земле, пропитанной влагой,
Теперь уж две тени идут;
Отдельно близки они к цели преблагой,
Им всё равно…Их лишь мёртвые ждут.

Прямая дорога младенцами зрима,
И с каждой слезой им всё меньше видна.
Боль мыслей уже нестерпима…
Об эту дорогу разбиваются очи их из стекла.

Сплетенные руки в крови,
Два влюбленных, проклятых сердца.
В звериной клетке одни,
Тихо горит чувств вереница.

III

Осколки глаз погибших Богов
Небо в отчаянии на смертных бросает.
Попытка освободиться от оков?
Оно ещё мучительнее умирает.

Они порезы лишь на плоти многих оставляют,
И благи те, кто в силах кровь остановить.
Кто не среди могил свою жизнь всю прозябают,
Те, что способны в реквиеме мажор звуков находить.

И в большинстве своем они все одиноки,
Иль вместе…но наедине с собой.
Добры и одинаково жестоки,
Все проклятые…впрочем, как в мире сем любой.

Но когда души нанизаны судьбы иглой
На красную всей жизни нить,
Средь времени остатков им не найти покой,
Но кое-что и вне всех мерил на свете будет жить.

Протяжные слова под облаками тают,
И пеплом осыпают нам волосы сполна;
Аккорды сердца где-то рядом затихают
И между ними, там, теперь Она.

Ведь люди все, по сути, рождены за карточным столом
И с шулерами до конца дней своих на жизнь играют.
Одних Судьба бьёт по горлу ножом
Другие, в собственных страданиях сгорают.

И жертвою продажной Девы
Прекрасное дитя природы пало.
Она не вышла из общего, давно гнилого чрева,
А почему же именно она тогда страдала?!

Всё потому, что как мне Призраки вещали,
Не в силах мы до гроба путь свой выбирать;
Нас до рожденья прокляли и в лапы зверям – людям – завещали,
И когда уж в нашу шею когти впущены, должны мы выживать.

IV

Вдруг голоса притихли…
В лицо я посмотрел его:
Все тени от морщин пятном единым тёмным на сем лице сияли,
От человека не осталось ничего.

Не дышат тени…Здесь было слышно лишь дыханье,
Я чувствовал живое пред собой;
Я в массах стен ощущал души своей рыданье,
Его я чувствовал, как будто он отец…Бог был мой…

И с чувством такта, материи своих презренных тел склонивши,
Лишь следующего стука сердца моего Фантомы ждут;
Чтобы вся боль трагедии давнишней,
С минором голосов их вновь воспаряла тут.

И речь свою (мелодию, сказать точнее),
Усопшие вели лишь с самых низких нот.
И с словом каждого то становясь сильнее, то слабее…
Я чувствовал, как посещаю чьих-то самых тёмных мыслей грот.

Вдруг вместе, быстро призраки заговорили,
Сквозь жилы тела пробиралась их ужасающая речь;
Я слушал их…И, будто, кожу мне кинжалом рассекали,
Как будто из сих ран невидимых кровь начинала течь.

Всё сказанное выше ими меня просто ужасало,
Теперь же каждый шорок губ их я ощущал в себе;
Они шептались – моё тело, словно лес от дуновений ветра безосновательно дрожало,
Они ресницы опускали – я светлым ангелом стоял в кромешной тьме.

Я ощущал себя в оковах разных душ…
В одних рождался,
В других вокруг звучал лишь туш,
В последних же гвоздями я к распятью прибивался.

Смотрел я на запястья свои…
Я кровью не истек, хоть вены были вскрыты;
Я жил, но будто ото всех вдали,
Я – столь же бестелесный, слушал призраков глухие всхлипы.

V

Крики чаек театр будущего шторма предвещают,
Но в комнате сей места нет для их поблекших тел;
Сотни вороньих глаз, сквозь ткани тела твоего смотрящих, траур нагнетают,
Недалеко предел…

Мёртворожденные фантазиями жизни,
Чьим-то одиночеством запертые в четырёх стенах;
Продавшиеся людской харизме,
Идут, спотыкаясь, по надгробьям памяти и прах свой ищут в вещих снах.

«Здесь нет живых…живых…живых» -
Эхом из стуков сердце внутри меня кричало.
«Не причисляй себя ты к стану их,
Ведь твои кости в Аду тлеть уж перестали!»

Вдруг зеркала вокруг образовались
(Вокруг или внутри меня?)
И в каждом мои приведения улыбались, злились, ухмылялись,
В глубине стекла, они умирали, о будущем счастливом говоря.

Голову свою я сжал руками,
Не верил в истинность я постулатов сих;
Молился ль я? Зачем молиться тем, кто был, отвергнут небесами,
За тех, кто пал среди миров чужих.

Да что слова впустую к Богу посылать,
Надеяться, что в душу, они к нему ворвутся,
Пытаться его в своих мыслях воскрешать,
Для искупления грехов пред слабостью своей природной преклоняться?!

Они всё слышали, хотя пред ними был я нем,
Но исповеди пред самим собой они не внимали.
Передо мной они клялись всем,
Я понимал, что опричь памяти и праха они не имели.

И мысли их передо мной материлизовались,
С укором, со слезами в голосах.
То старцем, то Дамой сердца его казались,
И тихой повестью вновь отражались в глазах.

VI

Очи сии я в себе ощущал,
Немой вопрос моей души они читали;
«Что же случилось?!» - я вопрошал.
Призраки же наперёд его знали.

«Что же случилось? Ты знаешь ответ.
Ты его чувствовал, когда здесь оказался.
Просто, Её, тебя, Их уже нет!»
В дрожании голоса гнев ощущался.

«Видел ли ты глубину Её глаз,
Чувствовал ли шелка Её пальцев?
Ты не встречал столь чистый алмаз,
Равный доброте Её сердца!»

«И посещал ты залы Пороков,
С Демонами своей души говорил?
Знай же, ты сейчас на пороге,
Сам Сатана меня хоронил».

«Они же – все чувства, слёзы мои,
Что с горем я оставлял в этих стенах;
Они для меня стали ближе родни,
Мы с памятью бились и пали на разных аренах».

«Она танцевала в сердце моём полонез,
Каждый шаг Её – трепетный взмах ангельских крыльев.
А сейчас я…bresso ,
С погибшей любовью скорблю на Её же могиле».

Более нет ни слов, ни страданий,
Кроме двух строк на гранитной плите:
«Я не заслуживаю оправданий;
Да святится имя Твоё сокровищем ангельской памяти!»

«Не уберёг Её и потерял себя,
Что смерть, что жизнь – разницы не видно.
Я с удовольствием в Аду сгорю, коли в душе живет Её лица заря,
И мир предать огню за Её улыбку мне будет не обидно!»

VII

«Но как Она погибла?» -
Своим дыханьем я всё вопрошал;
«Болезнь иль человеческая злость Её настигла?
Кто изверг, что Её страдания вкушал?»

«Все здесь мы звери,
Тем, что ворошим седины чувств.
Бредем среди крестов без цели
И исповедь мы вырываем у Господа из уст».

«Покинула она нас тихим утром
Средь свежести, что дождь дарил,
Покрытая туманом мутным,
Что своё сердце ей на веки положил».

«Серди камней, что площадь покрывали
(Под ними предков ложь скрывали и грехи),
Стада так называемых разумных сутками по ним шныряли…
Мой светлый ангел…Она пала в сей грязи!»

«Никто не замечал тяжкого Её дыханья,
Ни крови, что пронзила Её платья ткань,
Никто будто не видел Её предсмертные страданья,
Слепые твари не внимали, как гибнет молодая лань!»

«Раненая Она брел, покуда силы были,
Вся бледная, как полотно;
Потом же Её ноги подкосились,
Ей становилось холодно иль вдруг тепло».

«Когда же пала Дева сердца ланью пораженной,
Желала одного Она – испить воды;
Никто не подал девушке сей влаги охлажденной,
Не сошли с душ их многовековые льды».

«По ней скорбели лишь дождинки,
Своими поцелуями ласкали белоснежное лицо;
Жизнь покидало Её тело по крупинке,
Смерть уж садилась к Её сердцу на крыльцо».

VIII

«Узрев полуживое тело, толпа собралась,
Словно стервятники садились, трупным ароматам вняв;
На их животных ликах состраданье к себе самим лишь проявлялось,
Друг друга они жалели, горячо обняв».

«Никто не проявил стремленья помощи оказать посильной,
Лишь вздохи окаянные… По ком?
Лицо, покрытое уж инеем могильным,
Глаза, готовые заснуть последним, самым крепким сном».

«Какие сны Ей снились?
Какие образы Её занимали там?
Дай Бог, коли ты есть, чтоб Её слёзы на том свете не пролились,
Чтобы как прежде, плеядами из звёзд Её глаза светили нам!»

«В то время, к сожалению, те мысли были лишь мечтанья,
Неосуществимые в грязи, что жизнью все зовут;
Под занавес брошенные покаянья,
И изваянья, что нас у последнего пристанища лишь ждут»

«Я знал людей, собравшихся там, глаза,
Их слёзы – лава, льющаяся с Пандемониума стен.
Лживые и ласковые голоса,
Сердца, захваченные самолюбием их в плен».

«Откуда?» - спросишь ты
И я отвечу:
«Я чувствовал как гнили, разрушались мои заветные мечты,
Я видел, как в Её венах гасли моей жизни свечи».

«Пади Она на камне, средь луговой травы или на лоне льдов,
Я бы тогда душой был спокоен…
Но! К Её смерти среди сих плотоядных тварей был я не готов,
Я мучался, будто гангреной, раком иль самой Чёрной смертью был я болен».

«Я падал, как осиновый листок,
Кости мои сдувало ветром,
Я словно получил сквозной удар в висок,
Стрелою, пущенной горестного чувства арбалетом».

IX

Старик, как сквайр со сворой Призраков – своих псов,
Бродил по лабиринтам воспоминаний;
Он избегал моих вопросов, Неба голосов,
Он руки целовал лишь своих страданий.

Но я был не в обиде, совсем напротив, я благодарен был,
За то, что сделал частью он меня своих исканий;
И позабыл, который час тогда уж бил,
И был ли тогда шанс для сих простых, как время есть, желаний?

Я понимал, что вот грядет момент,
Последних слов, последних мыслей, откровений,
Я робко ждал, как ждет прилежнейший студент,
Я ждал не речи…Я знал, что будет перемена очертаний.

И свет в окне стал амплуа менять,
Колонны места вязам уступали,
Холодный мрамор на полу принял чуть подстриженной травы безропотную стать,
Кусочки хрусталя на люстрах бархатными облаками стали.

В обмен на мебель на меня смотрели хмурые надгробия могил,
Средь них Скорбящие последний вальс свой танцевали;
Я осознал, что среди этих плит я вместе с Старцев в его снах ходил,
Иль Мёртвые мне это лишь в душе вещали?

Шёл дождь…
Я слышал реквиема нежный стон,
Что миллионы пальцев для покойной исполняли,
Я ощущал в своей душе урон,
Ошибки прошлого удавкой мою шею обвивали.

Зачем я задавал вопросы те,
Ответы на которые не сыскать веками?
Что я узнать хотел,
Хотя ответ был скрыт во мне самом, но за вульгарными слогами?

Мои раскаянья клавишные остановили –
Процессия началась.
Голоса Блеклых Смерти слуг уж больше не манили,
Трагедия же только начиналась…

X

С повязками на глазах из пламенного шелка,
В чёрных костюмах, что шила сама ночь,
Походкой, достойной Королевы полка,
В последний путь несут они Божью дочь.

С закрытыми глазами в последней колыбели лежит Она,
Когда-то ласковые губы бледность аккурат накрыла,
В кружевное платье цвета крови Она облечена,
В свои объятья Её манит тишина – могила.

Ветер не смел Её локоны ласкать,
Капли дождя лишь по щекам текли – природы слёзы;
Всё вокруг соблюдало стать,
Замёрзло всё, словно от мороза.

Время поцелуев не дарило,
Не вылепила на лице Её портрет свой даже Смерть,
Богов молчаньем наградила,
И взгромоздилась высоко на свою прогнившую давно уж жердь.

Здесь был весь тусклый свет,
В другой душе лежали тени.
Тот господин, словно шакал, был тоже в чёрное одет,
Не вынесет Геена даже сего мрака бремя.

Сеньор был тот, кто с болью в сердце мне историю поведал,
Кто с нотами минора по любимой свою жизнь терял,
За счастьем и от него тот мсье не бегал,
Но кости жизни он уж обглодал.

В одну могилу, будто двух их хоронили,
Она погибла он же призраком в сырую землю вместе с Ней.
По ком колокола звонили?
По ним обоим…Сиё любви видней.

Гроб в почву опускали,
Глазами, словно пёс он шёл за Ней;
С каждой минутой комья земли, как снег, Колыбель девы покрывали,
Небо становилось всё черней, черней…

XI

«Я не был с Ней в столь нужный час,
Когда те нелюди Её убили;
Я Дьявола просил в первый и последний раз,
Чтоб мою душу и любовь, как плату, вместе с Её телом похоронили».

«Ее, обняв на свете том,
Я пал бы завещаньем своих чувств;
Как горько было мыслить о таком.
Её не стало…ничего не стало…мир стал пуст».

Все сбросили трагичные наряды,
В свой Ад вернулись средь колонн.
Здесь до конца времён продляться похоронные обряды,
Дождём и скорбью будет жить сей дом.

Я тенью в нём остался,
Стал зрачком молящих глаз,
Пустоте молился,
Как все здесь слышал нежный, мелодичный Девы глас.

Ведь то был только вздох утраты,
Ведь Мёртвые не закончили рассказ;
Старец одну за одной выбрасывал жизни карты,
В их проклятых иконах я увяз.

Давно погибший, он бился в лихорадке,
И говорил, что маски Демонов развесил на стенах,
Что не было ничего, что находился я в припадке,
Он говорил, что нынче наяву здесь бредим мы, словно витаем в чьих-то снах.

Секунды длилось то,
Потом старец притих.
Он говорил, что смерть – лишь золото,
Зарытое в телах для нас самих.

Я знал, что страшное случится,
Что Жизнь и Смерть падут здесь при свечах.
Ведь в этих стенах боль таится,
Он вышел, когда Любовь с Реальностью провозгласили битвы на мечах.

XII

Томные мысли в глазах отражались,
В зеркалах не живут вечно черты чьего-то лица,
Также они. Чего-то пугались,
И сторонились…То пропадали, то исчезали без конца.

Все его страхи во мне собрались,
Не мог я смотреть на холодный мрамор его черт.
Они умирали и ухмылялись,
Он в саван был уже одет.

Казалось мне, что видел это только я,
Что стены комнаты с костями его слились и молчали,
Призраки припали к потолку плашмя,
Как облака с неба, они свисали.

Они тоже молчали,
Демонами в душе скребя,
Там лишь говорили,
Что истину узнаю я, в чертах предметов, словно слова, её прочтя.

Я видел лишь слова,
Что на Её могиле были…
Верил…Она, закутанная в шелка его сердца, на том свете не может быть одна,
Стикс они, обнявшись со Старухой, оба переплыли.

Дождь каплями своими резал стекло,
Молнии когтями небо разрывали,
Дышали проклятые здесь…Было темно,
По одному стремленья увядали.

Рычал гром…
Мёртвыми кулаками в окно буря била,
Чуть слышен был раскатистый, печальный, но язвительный гогот ворон,
Одетая в рваную, серую робу небес, обиженной Жизнь уходила.

Звёзды наливались красным цветом,
Как нити воспаленных глаз,
Мертворожденные где-то,
Срывая свои тела, они разбивались, как фаянс.

XIII

Скупую тишину вдруг глас его нарушил,
Взгляд его был на распятье устремлён,
Он будто нынче Бога слушал,
И говорил не для него, но чтобы слышал Он.

«Зря израсходованные капли металла,
Крестом, Твоим висят на стене!»
Небо его словам внимало,
Обугленные серебра осколки падали извне.

Предвидев шаг последний,
Господне имя старец проклял,
Дано был обручен он с Преисподней,
С тех пор, как якобы Всевышний жизнь и любовь отнял.

Не стал рабом он заблуждений,
Не преклонял колено перед тем, что быть способно лишь во снах,
Он не был баловнем ангельских расположений,
Единственной святой для него была Она.

Последнее, что я увидел,
Стало агонией всей жизни моей,
Я не могу лгать: я это предвидел,
От этого мне становилось всё грустней.

Одним движением быстрым,
Старец окно разбил,
Куском стекла, холодным и острым,
За любовь свою себе сердце пронзил.

Упало тело, словно снег,
«Ромом» покрыв пол;
Закончился чей-то век,
Мир был итак зол.

Дождь прекратился.
И в глубине холодных луж,
Её испуганный лик светился,
А с подоконника капала кровь – eau rouge …

_______________________________________
Sub pluvia – Под дождём (латинский)
Bresso – Один (латинский)
Eau rouge – Алая вода (французский)

[Judge]

Очень сложно воспринимается, утомляет читать, до конца я не дочитал. И из того что я прочитал почти ничего не понял. А ваще кто нибудь это понимает? Обьясните мне в чем там суть.

[Murcielago]

Cуть в том, что девушка молодого человека могибла и вот уже старец и жизни для него с того момента не было, жил лишь воспоминаниями,а если бы ты дочитал до конца, то понял, что с ним случилось потом...

[Angelov.net]

Молодец, здорово! Такую огроменную поэму написать - великий труд, молодец!
P.S. Главное чтобы ее в учебники литературы не занесли, а то поэма хороша, но такая большая...детишик наврятли смогут выучить =) А так еще раз говорю: класс!

[Greenobject]

Читаеться на одном дыхании, великолепно!!!! Правда бывает и трудновато прочитать пару строчек а так отпад!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Меня это даже поддталкнуло на создания чтонибудь подобнового!!!!

Томные мысли в глазах отражались,
В зеркалах не живут вечно черты чьего-то лица,
Также они. Чего-то пугались,
И сторонились…То пропадали, то исчезали без конца.

Сообщение отредактировано Презерватив - 10.01.2005 - 12:17

[Opa-Opa]

Хм ...мелодия клевая , но как это читать ...?

[Murcielago]

Хм ...мелодия клевая , но как это читать ...?

Ну обычно читают про себя или вслух: как угодно

[Bormotoon]

Ну, читать, может, и трудновато, но столько написать - это ж, блин, ваще ништяк! респект!

[Ежик]

Оу... да я за год такого объёма не выдам :icon_surprised:
А вообще согласен с предыдущими, что читается трудно...
И ещё, Мур, не мог бы ты писать к своим поэмам ну... этакое либретто что ли, для большей понятности...

Музыка вроде неплохая получилась

Ежик добавил(а) в нет данных
блин, только сейчас сообразил что уже полчаса слушаю эту Суп-плювию без остановки...

Сообщение отредактировано Ежик - 11.01.2005 - 18:56

[Murcielago]

Так...Либретто для большей понятности:

Поэма о вечной любви. Сначала все складывалось хорошо, они любили друг друга, но потом...Девушки не стало, её убили... Молодой человек презирает Бога, презирает весь этот мир, но пуще всего он презирает сам себя за то, что не уберег её от несчастия.
Так он живет до старости лет с одной лишь памятью о ней и в конце-концов, после того как заканчивает эту историю, разбивает окно и
"Куском стекла, холодным и острым,
За любовь свою себе сердце пронзил."
Присутсвует налет мистичности: он уже не способен говорить, за него историю рассказывают призраки его мыслей и слушатель понимает, что он погряз в них. Перед его глазами разыгрывается сцена похорон девушки, где как в зеркале отражаются чувства этого человека, для кого она была всем... Красной нитью через всю поэму проходит тот факт, что кульминационные события в основном происходят под дождем и когда старец умирает, дождь заканчивается. Заканчивается дождь, заканчивается жизнь, заканчивается история о вечной любви и она возвышается лишь на небесах...

[Ежик]

эх...жаль что в реальной жизни вечная любовь волнует старцев меньше чем артрит или какой-нибудь остеохондроз... Но мне вообще понравился пессимистический настрой поэмы