МЕГА-ТРИЛЛЕР! ЖМИ!, :о) Опции

[ermel]

ЗАУРЯДНАЯ ИСТОРИЯ

За полчаса до того, как Максиму проломили череп, Василий Пилат вышел проводить его на лестничную площадку. Максим вызвал лифт. Василий посмотрел ему в глаза и сказал:
— Слушай, ты… кхм, — Пилату было определенно неловко, — в общем, пока остальные не слышат… как думаешь, гуляет от меня Вера?
— Гуляет, — согласился Максим.
— С кем?
— Да со мной.
Пилат покраснел.
— Шутка, Вась. Пошутил я. Не бери в голову.
— Правда? — неуверенно спросил он.
— Конечно, — Максим положил ему руку на плечо, — неужто я стал бы с твоей женой спать?
— Да-да, извини, чтой-то я. Может, все ж таки останешься ночевать? Поздно уже, а?
— Да нет, не стоит.
Максим напоследок глянул на растерянного Пилата и шагнул в лифт.
— Ну, прощевай. Спасибо за хлеб, за соль, хозяин.
— Да.. Удачи!
Двери лифта закрылись, и кабинка двинулась вниз.

Снег падал с черного неба никуда не торопясь и поблескивая в желтых лучах фонарей.
Некоторые фонари возвышались на столбах поодиночке, а некоторые попарно. Одинокие светили тускло и с надрывом, а парные уверенно и ярко, но лишь друг для друга.
Максим прошел мимо круглосуточного магазина к метро, слава богу, ещё не закрытому.
Спустился на эскалаторе с редко расставленными людьми и нырнул в поезд.
Метро никогда не бывает пустым. Даже на станциях ближе к окраине города. И даже ночью, направляясь к выходу, можно увидеть странные вещи. На этот раз была беременная девушка в переходе, без верхней одежды, с картонкой в руках. Максим прошёл мимо, не обратив внимания, какие объяснения ситуации давал картон, но вдруг решил вернуться и посмотреть.
Девушка надевала пальто, а картонка куда-то исчезла. Макс пожал плечами и пошёл дальше.
Уже на улице обнаружил, что каким-то образом забыл шапку в вагоне. Вязаный гондон за три сотни не жалко, вот только до дома ещё идти и идти, а уши мерзнут. Ладно, черт с ними, не отваляться. Просто стоит ускорить шаг.
Подворотни Московских спальных, особенно зимой, иногда умеют создавать неповторимую атмосферу того, что сейчас из-за угла выйдет группа высокоинтеллектуальной молодежи в тяжелых ботинках, чтобы предложить прохожему листовки клуба пацифистов. И если вдруг, оправдывая атмосферу, в темноте слышится басовитое:
— Слышь, ты, епты, стой!
То останавливаться не хочется совершенно. Какие бы благие намерения не преследовали молодые люди, сопящие хором где-то сзади.
— Стой, бл*дь, тебе говорю, нах*й! — повторил голос за спиной.
Макс подумал, что драться после алкоголесодержащих посиделок будет неэффективно, бежать тоже. Может, они уже совсем пьяные, и просто до него не дойдут? Такое случалось. Он притворился глухим и шел как ни в чем не бывало. Но вскоре сопение стало совсем близким и его насильно развернули назад.
— Вам чего, ребятки? — спросил Максим.
— Денег на прокорм больной мамы, — ответила сверху квадратная морда и сразу в живот Макса врезался то ли многотонный товарняк, то ли чей-то кулак, сразу не разберешь. Полусогнутым от удара ему дали постоять пару секунд.
Памятуя о том, что криком «бьют», «грабят», или «караул» сочувствия сограждан не добьешься, Максим заорал:
— Немцы!!! Пожар!! Звони ментам!!
Резко разогнулся и засветил морде вверху. Куда попал, не понятно, но морда расстроилась.
— Ах ты сссс*ка…
Удары посыпались часто и со всех сторон. Макс сделал отчаянную попытку вырваться и убежать, но по голове ухнули дубинушкой или ещё чем твердым и тяжелым. Заснеженный асфальт столкнулся с Максимом (или наоборот?), а в небесах звучало:
— Б*яяя…. Ты чо сделал, мудило?


Ничего не болело. На синеющем носу нанесло маленький сугробик. Небо заслонило пузо.
— Чего стоим? Кого ждем? — как можно бодрее спросил Максим. Пузо дернулось, появилась голова в милицейской шапке.
— Ты это… живой что ли?
— Не уверен, — признал Макс, — а как вы полагаете, любезный?
— Ы.. ты сам посмотри.. вокруг.
Вокруг было много подтаявшего ярко-алого снега.
— Сурово, — Максим поднялся и отряхнул пальто, — Ну, я пойду?
— К-к-куда? Мы тебя-ж.. покойника… зафиксировали.. что ты дохлее некуда!
— Да ну? Точно некуда дохлее?
— Точно. С такой-то вмятиной, — сержант мотнул подбородком, указывая на голову Макса.
— Ну, большая, — ответил он, ощупывая затылок.
— Мертвый, — удовлетворенно заключил милиционер.
— Мертвый. Тогда тем более, ко мне не должно быть претензий. С мертвеца — какой спрос? Ну, бывай, служивый, — Макс фамильярно потрепал сержанта по плечу и пошел домой.
По пути проверил карманы. Юные бандюки, гроза подворотни и района, видимо, так перепугались, что ничего не взяли. Эх, а снежинки-то не тают, прикасаясь к холодному телу. Правда мертвый? А в этом что-то есть. Ведь мертвый он ничем, кроме температуры, не отличается от остальных людей, так что никакой принципиальной разницы.
Вспомнилась беременная девушка в метро. Что же было написано у неё на картонке? Ощущение, будто: «Не ходи! Козленочком станешь!».

Дома Макс разделся и долго разглядывал себя в зеркало. Синяки по всему телу, пара кровоподтеков, разбитая губа и синюшный цвет кожи. Глаза немного мутные. Поразмыслив, пришел к выводу, что бывает видок и похуже. Пошел на кухню, поставил чайник и полез под душ.
После душа стало гораздо лучше. Засохшая кровавая корка на затылке ушла в небытие, осталась лишь небольшая неровность черепа, почти незаметная за волосами. Пальцами помял синяки — кровь немного разошлась.
Хотелось кому-нибудь позвонить и… и что? Сказать, что вчера его убили? Класс! Прописка в дурке обеспечена.
Макс сделал себе чашку быстрорастворимого кофе. Закурил.
Голова казалась на редкость пустой. В уголке сознания звучала едва различимая мелодия, вызывавшая в памяти образы капели, дождя, слез.
— В моем мозгу насвистывают ангелы. Они вспомнили, что не забрали меня на тот свет и теперь пришли отделять мою душу остро заточенными топорами… — прошептал Макс.
Докурив, он достал мобильный и позвонил Ленке.
— Абонент недоступен или находится вне зоны досягаемости — ответил женский голос.
— А жаль, — сказал Максим и достал новую сигарету.
Снял трубку городского, набрал номер Пилатов.
— Ола! — спустя пару гудков ответила Верка.
— Ага.
— Максим, приветище! Мы тут как раз тебя вспоминаем.
— Послушать, так вы только меня и вспоминаете.
— Да ты ж почти член семьи. Как без тебя-то?
— Как-нибудь. Слушай, все хотел спросить. Ты не в курсе, откуда у твоего благоверного такая распространенная фамилия?
— Ха! Наверное, от того, от Понтия. И с тех пор в роду у них все мужики — кровопийцы. Чему сам Васька подтверждение.
— Чему Васька подтверждение? — послышался бас Пилата.
— Верности и чести, любимый! — елейным голосом ответила Вера, — Макс, слушай, забери меня отсюда, срочно! А не то я с ума сойду.
— Что стряслось?
— Да приехала.. сестра Васькина. С отпрыском. Трое Пилатов — они ж меня уже почти распяли! Забери, а?
— Хорошо, хорошо. Только мне надо будет перекинуться с твоим мужем парой слов.
— Ладно. Давай только быстрее.
— Да выхожу уже…

Дверь открыл Василий.
— Ты что, с бодунища? И где только успел вчера нализаться?
— Почему с бодунища?
— Так синий аж!
— Нет, просто мертвый я.
— Заметно… заходи.
Прихожую оккупировал маленький черт, и передвигаться было на редкость сложно.
— Поди, займись чем-нибудь, — сказал Пилат.
— Хорошо, — звонко ответил племянник, а потом тихо добавил: — хорошо, мой господин, анальный властелин…
Макс тут же поймал парня за ухо.
— Запомни, молодой человек: будешь повторять бородатые пошлые шутки, будет носик как у Миши Джексона, понял?
— Понял, понял, ухо отпустите…
— Да на кой ляд оно мне? Иди, выполняй спец задание, данное твоим дядей.
— Максим, пошли на кухню, там поговорим, — сказал Василий.
— Угу.

Пилат налил две чашки чая.
— Звиняй, у нас сейчас сухой закон.
— Ага. Я вот у тебя что хочу спросить: вот ты Пилат?
— Ну.
— Тогда скажи, где найти господина Христа.
— Кого?!
— Христа. Сына богова. Хочу проконсультироваться, как можно максимально комфортно вознестись после чудесного воскрешения.
— Максим.. ты это.. не того?
— Того, Вась, того. Совсем того.
— Тогда тебе не ко мне. А к батюшке, в церковь.
— Да на кой черт мне твой батюшка? Ты ж Пилат, должен знать где точно находится вышеозначенный господин.
— Не знаю. Давай я за него буду?
— Не-а. У тебя стигматов нет.
— Чего?
— Не важно.
— Тем более, — Пилат откинулся на спинку стула и сложил руки на животе, — Вопрошай!
— Хорошо. Вот я воскрес. И что дальше?
— Что – дальше?
— Делать что! Воскрес я. Чудесно.
— А ты уверен, что воскрес?
— Не очень. Во всяком случае, я умер, но продолжаю ещё существовать в этом мире не просто как безвольный кусок мяса.
— Ну и радовался бы.
— Чему?
— Что все ещё жив.
— Так я мертв!
— А какая разница?
— Теперь уже не знаю.
— Ну, вот видишь, как все просто? — улыбнулся Пилат, — Не напрягайся. Живи себе спокойно дальше.
— После смерти?
— А почему бы и нет? Все об этом мечтают.
— Ребят, у вас разговор двух душевнобольных, — сказала Верка. Ни Василий, ни Макс не заметили, как она вошла, — хватит с вас. Нам с Максимом надо сходить сейчас кое-куда. Вдвоем.
— Куда это? — встрепенулся Пилат.
— У, любопытный какой. Макс поможет мне выбрать тебе подарок на 23-е. Настоящий, мужской такой. Чтоб ты доволен был.
— Да ну? — Василий удивленно посмотрел на Макса.
— Ну да, — кивнул тот.

Лифт не работал. Пошли по лестнице. Через пролет Верка остановилась на ступеньку выше Максима и повернула его к себе.
— Макс, а ты что такой румяный? Отравился чем? — спросила она
— Нет. Мне вчера ночью в подворотне череп проломили и я умер.
— Издеваешься?
— Ни капли!
— Дурак ты, — подытожила Вера и положила руки ему на плечи.
— Стой.. подожди ты. Дай на звонок отвечу…, — Макс достал мобильник и отвернулся, — Да, я… Так… Что? Что с Ленкой? Какая, нахрен, авария? Сегодня? Три часа назад? Совсем? Слушай, а они проверяли? Да что ты чушь городишь? По кус.. Это точно была она? Да… конечно…
Максим убрал телефон. Много есть на свете женщин, много-много-много. А Ленка есть одна. Была Ленка. И никого больше. Не надо. Только её вернуть. Почему он после смерти встал, а она нет? Почему она поехала на этой машине? Ей кто-то сказал, что он умер… Или нет? Ничего не поймешь. Только пусто вокруг, пусто везде. Ни одной другой, никогда, никого. Почему они так редко виделись? Куда теперь, зачем теперь? Он шагнул вперед, оскользнулся, нога полетела вверх, а голова вниз, ступени столкнулись с Максимом (или наоборот?).

— Макс, Макс, очнись же!
Мир заслоняло встревоженное лицо Веры. Ничего не болело. Все было, в принципе, неплохо. Просто он снова умер.
— Вер, по-моему, я опять стал мертвецом..
— Это входит у тебя в привычку, — усмехнулась она.
— Да. А тебе трупы не противны?
— Не-а. Я некрофил. Или некрофилка, как правильнее?
— Понятия не имею. Слушай, бросай Пилата.
— Ага. И что мне одной делать?
— Почему одной? Выходи за меня.
Вера грустно посмотрела на него.
— За трупа-то? А вот возьму и соглашусь.
— А я возьму и обрадуюсь. И женюсь. А ты правда выйдешь?
— Не знаю. Может быть. Как вести себя будешь.
— Ага. Как труп буду вести.

(с) Олег

[Highlander]

красиво... и почему то немного грустно, девушку его жалко... да и главный герой какой-то странный, как умирает, так всякую хрень начинает нести...
А вообще прочитал легко и непринужденно, мне очень понравилось, а вот почему сказать не могу, сам не знаю. Склонность у меня наверное к грустным но в то же время не отягащающим историям.

А главное никакого предморазматического бреда, который так свойственен современным авторам, первое место среди которых занимает Пелевин

[Baryonyx]

Значит, не взяли его в глянец. Сочувствую.

Переключайся на нф.

[ermel]

Этот не для глянца ;о)
С этим оказались условия сетевых публикаций мягкие. С ним все в порядке, не переживай.

[filosof]

— Чего стоим? Кого ждем?
Такие фразы я думаю лучше не вставлять, сразу вспоминается реклама. Портится впечатление от написанного. А так читается действительно легко, короче неплохо.

[Vermis]

Особенно красиво после "правки" смотрится вот это

Б*яяя….

бя!

[Highlander]

— Чего стоим? Кого ждем?
Такие фразы я думаю лучше не вставлять, сразу вспоминается реклама. Портится впечатление от написанного. А так читается действительно легко, короче неплохо.

больше напоминает анекдот, когда мужик просыпается с утра, смотрит по сторонам, никого нету, подымает одеяло и спрашивает:
- Чего стоим, кого ждем?

[Judge]

гдето до середины нормально но потом почемуто все испортилось. и конец тоже плохой.