Как писать рассказы., Сверхкраткое пособие Опции

[ermel]

Как писать рассказы. Сверхкраткое пособие.

В память всем сверхкратким пособиям о том, как стать Толстым за 15 минут + вся жизнь.

* Сначала надо понять, что Вы хотите писать. Не пИсать, а писАть. И писать не роман, а рассказ. Как известно, рассказ писать труднее, чем роман.


* Почему рассказ писать труднее? Ну, так решили всякие маститые писатели. Но мы их в рассчет не берем - потому что у них уже ум зашорен до колик в писательском брюхе и мы пойдём своим, оригинальным, путем. То есть нам рассказ писать будет легко.


* Нет идей о чем писать? Ну, тут все просто. Для начала надо взять в руки клавиатуру-открыть-текстовый-редактор/ручку-и-лист-бумаги и начать вспоминать былое. В принципе, наиболее эффективный вариант - написать, как Вы с Васей и Петей вчера нажрались в лесу, потом подожгли помойку возле районного дет/дур-дома, вас чуть не поймала милиция, но вы ретировались, и как потом с утра душевно похмелялись пивом, ибо жизнь хороша/ужасна. Понимаю, что такая ситуация подходит далеко не всем, но просто напрягите память! У каждого есть что описать! Вот несколько возможных вариантов:
а) Намедни, в гостях у семьи душевнейшего и умнейшего человека, Валерия Аркадьевича Ц., пили чай, и эта вульгарная особа, Эльза Ш., помешивая чай звякнула ложечкой о чашечку. Амикошонство, фи. А прелестная Анюта Гордеевна читала свои новые стихи; потрясающая женщина, зря не женился, когда была возможность.
б) Вы вчера с Ксюхой и Оксанкой обкурились и обзванивали всех мальчиков из записной книжки, истерично хихикая в трубку. Один мальчик оказался тоже обкурившимся и просил ещё травы, а другой оказался не мальчиком, а директором школы. Причем у последнего был определитель номера, так что ваша участь незавидна.
в) Вы с сантехником Толей пытались приватизировать глушак с машины говнюка Володьки Турбищенко, но тот выбежал с куском арматуры и чуть не проломил Толе череп, а Вы его геройски спасли.
г) Решили пройтись с подругой по магазинам ... (дальнейшее вырезано из соображений сохранности рассудка мужской части населения).
Видите? Каждый может покопаться в прошлом и найти сюжет. Естесственно, что он будет интересным и захватывающим, ведь такая неординарная личность, как Вы, не может быть не интересна.


* А что делать, если бытовуха вся эта Вас не привлекает? Если хочется романтики, чувств, то к Вашим услугам жанры, границы коих определил Последний Воплотитель Будды на Земле ]]>Леонид Каганов]]>- Оназм и Еёзм. Суть первого сводится к описанию Горя Героя, когда Она ушла от Него. Суть второго сводится к описанию Нечеловеческого Щастья Героя, когда повстречал Её. Если же в рассказе фигурирует не Герой, но Героиня, Оназм и Еёзм трансформируются в аналогичные, но поменявшие пол, Онизм и Егозм. Сюжет тут строится на следующих событиях: а)Герой Страдает и в конце либо Умирает, либо Уходит В Туман б)Герой Страдает, но встречает Её и наступает Полный Бесповоротный Щастье.


* Так, с сюжетом Вы определились. Теперь надо начать непосредственно писать. Но как найти ту единственную строчку, которая прикует к себе внимание читателя, заставит его прочесть текст? О, ну проще некуда, господа хорошие. Приватизируем любую строчку из любого стихотворения Гениальных Прошлого. Они у них все как на подбор. Но, естесственно, не стоит брать совсем уж общеизвестное, вроде "Я помню чудное мгновенье". Вот, к примеру, великолепная строчка Бродского: "Я всегда твердил, что судьба игра". Замечательный вариант. И конфликт сразу виден, и глубокий самоанализ, и самое важное - дальше лепить можно что угодно, ни к каким сюжетным ходам строка не обязывает. Так что берите в руки томики великих и штудируйте.


* У нас есть сюжет, есть первая строка, теперь надо понять КАК писать. Каким языком. Злые люди говорят, сейчас народ пошёл привередливый, "пипль" не схавает, так что придется кое-как следить за языком. Ой, в Ваших глазах появился страх? Да, следить за языком, выравнивать стиль - занятие тяжелое, и придумали его всякие ортодоксы от литературы. Ну их. Мы создаем новое искусство, где нет никаких рамок. Так что не напрягайтесь лишний раз. Это вообще вредно для писателя.


* Итак, последнее слово шедевра вбито в память винчестера/нацарапано на скрижалях! Теперь дело за следующим - позвонить лучшему другу/подруге и прочитать творение вслух. Если он(а) во время чтения ни разу не уснул(а), можете смело считать, что создали шедевр. Для достижения стопроцентного результата рекомендую ограничить текст всего двумя абзацами - тогда слушатель просто не успеет уснуть. Если же в таком случае Вы боитесь, что не успеете изложить все свои мысли в двух абзацах - не бойтесь, впереди у Вас ещё много гениальных текстов!

А теперь посмотрим, какой можно создать рассказ, руководствуясь вышеперечисленными правилами:
"Мурка, серый, не мурлычь... (дальнейшее вырезано из соображений сохранности рассудка читателей)..."

© Монолитная Собака, 4002.

[asad]

Сел и написал: РЕВУШКА!

К вечеру Света заплакала, беспричинно, просто стало грустно. За окошком моросил дождик, серые облака затянули небо. В комнате было тускло и мрачно. Светочка включила ночник. По телевизору шли новости. В углу дремал кот. На кровати валялись учебники и тетрадки. Уроки делать не было желания. В школу тоже не хотелось. Новый мальчик в клас-се не обратил на нее внимание, вот она и разревелась от горя, как белуга. Завалилась на кро-вать и глядя в потолок заливала свое детское личико слезами. Родителей дома не было, еще с работы не вернулись. А Светочка все ревела и ревела. У нее даже в животе стало покалывать от боли, но остановиться она не могла. Личико покраснело и постепенно стало опухать от слез. Зрачки расширялись, а затем сужались. На кровати плакать надоело и она скатилась на пол. На полу печаль накатила посильнее. Плач перешел в новую фазу. Казалось, всему этому безобразию не будет ни конца, ни края. Маленькие кулачки барабанили по ковру. Пяточки бились о кровать. Слезы с новым напором хлынули, как из открытого крана. Крик отчаяния перерос в рычание. Дождь за окном стал идти сильнее. Кот проснулся и равнодушно удалил-ся за дверь. Казалось, что на крик сбегутся все соседи, однако Светочка продолжала реветь и никто не смел ей помешать. Плач достиг своего апогея. Теперь Светочка не рычала, а стала кряхтеть. Боли в животе усилились. Руки стали трястись. Захотелось в туалет. Воздух, такой привычный, стал поступать в ее легкие с трудом. Живот бурлил и до нее доносились всхли-пывания. Все тело покрылось красными прыщами. Лицо посинело, глаза выпучились, зрачки покраснели. На лбу отчетливо проявились вены, такие большие и синие, как ни странно. Во-лосы, испачканные соплями и слезами, свисали, как тина. За окном раздался гром, и молния осветила комнату. Светик корчилась на полу. Руками она сжимала живот, пытаясь умень-шить боль. Раздался страшный крик, глаза исказил ужас, страшная отрыжка вырвалась из глубин организма, и Светочка выплакала Ревушку. Этот слизкий, мокрый, испачканный в желудочном соку организм вывалился изо рта Светочки прямо на ковер. Слезы кончились и она тихонько всхлипывала, рассматривая это чудо. Ревушка открыла заплывшие зенки, тупо посмотрела на Свету, потом на комнату и поползла к выходу. Светочка не растерялась и за-хлопнула дверь. С другой стороны кот во всю ломился в комнату, желая познакомиться с не-обычным существом. Света взяла Это в руки. Слизь сочилась на ковер. Ревушка чмокала, пыталась вырваться, покрывала себя слизью снова и снова, но Светочка все сильнее удержи-вала ее в своих мокрых и грязных руках. В животе перестало бурлить, слезы на глазах стали испаряться. Светик плюнула в зенки чудищу и со всей силы уронила организм на пол. Ре-вушка издала чпокающий звук и от удара расплескалась по полу. От нее остался небольшой шароподобный организм, который булькал и шипел. Светик открыла дверь, и кот добрался до цели. Ревушка булькнула и бросилась на кота, но не тут то было. Кот лапами рвал на кус-ки организм превращая его в воду…
Через пол часа Светик делала уроки, ждала родителей, а рядом, как обычно, дремал ее кот…

[Greenobject]

Как стать писателем

Глава 1

Я всегда с кем-нибудь да дрался. Дрался и с высокопарными идиотами, что вещали о таинствах творчества. Утверждал и утверждаю, что научить писать хорошие книги можно каждого. Еще проще - бестселлеры, которые приносят немалые деньги. Я начал писать эту книгу в 60-70-х со злости, от желания доказать, что писать в самом деле может каждый, как каждого можно научить играть, скажем, на рояле. Пусть не до уровня Рихтера, но до добротного мастера, а в случае с писателем - если и не до Льва Толстого или Достоевского (это так, из скромности, а на самом деле можно и до их уровня, и выше), то по крайней мере до сверхпопулярных Дюма и Вальтера Скотта.

А потом, уже будучи членом Союза Писателей СССР, когда прошел по конкурсу на элитные Высшие Литературные Курсы при Литературном Институте, потрясенно узнал, что изобретаю велосипед, что приемы литвоздействия уже существуют! Общие для всех, базовые. Отличия начинаются на самом пике, шпиле. Но каждый все-таки изобретает этот базовый велосипед, расходуя на черную работу драгоценные годы, а потом трусливо таит накопленное, чтобы не подсмотрели, не увидели, не воспользовались на халяву, он же кровью и выбитыми зубами! Увы, за годы переездов терял листки с записями литприемов, начинал сначала. Потом была эпопея с освоением компа, который приобрел в 1990-м. Windows еще не существовало, переносил в ДОС, а листки выбрасывал, но набранное терял, снова набирал, стирал нечаянно, опять что-то удавалось написать заново, вскоре смахивал вместо другой директории, с отчаяния выключал комп, вместо того, чтобы unerase! Уже махнул было рукой на эту затею, но появился этот форум, ребята хотят писать, а я тот старый крокодил, который знает как писать надо, хоть и не пишет сам. Поэтому добавлена эта рубрика. Как уже выяснилось хотя бы по форуму, есть люди, которые Никитину доверяют. И хотя кто-то очень странный сообщил в Интернете, что "!появился сайт писателя, который пишет в очень оригинальной манере", но мы-то с вами знаем, что именно этот автор до тошноты традиционен, зануден и неоригинален, что как раз в его книгах обязательны такие насточертевшие со времен школьных программ атрибуты, как образы, темы, идеи, описания природы и внешности! К сожалению, самой книги нет, а этот файл наращивать буду по частям, когда и что вспомню. Эта рубрика, как сказал бы тот же вэбмастер или кто он там, для любителей. Любитель для любителей. Гениям по божьему дару (можно даже с прописной - по Божьему Дару) сюда заглядывать не стоит. Они и так все умеют. Эта рубрика, так сказать, для своих. Итак, теперь о самом писательстве. Но прежде, чем с ходу объяснять что только дикарь знает, к примеру, всего три времени: прошедшее, настоящее и будущее, а человек даже средний знает в русском языке их двадцать девять (к примеру, прошедшее разовое: курил, ходил, любил, и прошедшее повторяющееся - куривал, хаживал, любливал, прошедшее начинательное - и ну пыхтеть, и надуваться!и т.д.), сперва стоит определить, есть ли у вас, так сказать, базовые данные. Да-да, базовые. Но не те, о которых напускают тумана, начиная с каменного века, жрецы. Я говорю о настоящих данных, без которых творчеством вообще заниматься нельзя, а дорога только в дворники, слесари, менеджеры или президенты страны, что вообще-то на одном уровне. Если не так, то ответьте, кто правил могучей Испанией, когда однорукий солдат написал "Дон-Кихота"?

Первое, что необходимо будущему писателю - это несокрушимая уверенность, самоуверенность, вплоть до наглости. Понятно, вряд ли обязательно это выказывать на людях, не оценят, сволочи, но быть уверенным в себе на все сто и больше, необходимо. И полагать, что если не сегодня к вечеру, то уж завтра точно соберете урожай нобелевок, к концу недели уже можно ходить по центральной площади со своим памятником в натуральный рост статуи Свободы, а женщины будут срывать чепчики и бросаться под ваш ройлс-ройлс. Зачем наглость? А иначе не получится. Человек с нормальной психикой привык два раза в месяц получать зарплату. Хоть маленькую, но регулярно. Хотя плохо работать, хоть терпимо. А писатель? Первый барьер у писателя (как и художника): получится или не получится шедевр. Нормальный человек откажется сразу: полгода писать, горбиться над клавиатурой, а вдруг да придется бросить на полдороге? И все уже сделанное коту под хвост? Да ни за что! А наглый да самоуверенный берется: получится да еще как! Еще и медалями обвешают! Затем после долгих трудов поднимается другой барьер: возьмут в изд-ве или не возьмут? И наконец третий: заплатят или не заплатят? А вдруг мало? Человек нормальный просто не рискнет даже начинать в таких условиях. А наглый говорит уверенно: получится, возьмут, заплатят, да еще много и сразу! Из этих ненормальных, понятно, 99% отсеется, все это знают, но все-таки каждый уверен, что именно он будет тем, кто выживет и получит все пряники.

Так что о талантах, вдохновении, озарениях и прочих туманных материях здесь искать не стоит. То показуха для того, чтобы легче снимать красивых дур, да и отвязываться от них проще, ссылаясь на некий зов. Еще желательно, хоть и не обязательное дозарезу, чтобы автору отпилили ноги, перебили позвоночник или хотя бы выбили глаз. Словом, любое уродство приветствуется, ибо тогда жизненная мощь, что идет в кулаки и ниже, намного ниже, вынужденно сублимируется в духовную энергию. К примеру, когда двум крутым рыцарем в битвах отрубили одному - руку, другому - ногу, то, не в состоянии махать мечами, волей-неволей заработали головами. Которые, естественно, без надобности молодым и красивым. В результате один после неудачных попыток писать стихи, рассказики, сотворил роман "Дон Кихот", а второй, которому ногу, после неудачных попыток писать стихи и рассказики, создал особый рыцарский орден монашеского типа, члены которого не носили ряс, их целью было создание нового справедливого общества, девизом которого стало "Великая цель оправдывает любые средства" или "Все средства хороши для достижения великой цели", а личным девизом этого рыцаря стало: "Штиль хуже самой страшной бури". Эрудированный человек сразу вспомнит бравого комсомольца, который, если бы ему не перебили хребет, стал бы в лучшем случае заурядным секретарем комсомола или даже райкома партии, а прикованнопостельный написал "Как закалялась сталь"! К слову, среди членов Союза Писателей как нигде безногих, безруких, слепых, прикованных к постели! Если у вас все цело, это хуже, но не безнадежно. Ведь могут быть еще спасительные комплексы, которые никому не видны, но вы чувствуете себя не совсем полноценным и стараетесь стать еще круче, а литература как раз тот спортивный зал, где совершенствоваться можно до бесконечности. Пусть даже вы красавец и атлет, но ведь не все женщины мира ваши, где-то в Австралии о вас не знают, как обидно, хоть топись с горя, а если написать потрясную книгу, то и оттуда прибегут бросаться под ваш автомобиль, а мисс Вселенная будет добиваться вашего внимания. К тому же писательство дает редчайшую и соблазнительную возможность одним прыжком к золотой медали: кому нужны смешные литературные институты, кандидатские, докторские, звания академиков, когда только под старость получаешь возможность научного творчества! А так: умеешь читать? Хотя бы по складам? Значит, уже можешь и писать. Третье необходимое условие: сжечь мосты за спиной. Чтобы отступать уже некуда. Тот же нормальный человек после двух-трех неудачных попыток махнет рукой и скажет: зачем стучаться, когда не открывают? Сколько усилий пропало зазря! А тут у меня зарплата идет себе и идет. Только за то, что хожу на работу. А если еще и работаю, то можно и премию просить.

А тот, у кого работа дрянь (ну, не хотел я оставаться литейщиком, как настойчиво советовали критики и доброжелатели! Не хотел), тому отступать некуда. Тот будет ломиться, накачивать мышцы, совершенствоваться, и! победа придет! Итак, когда речь заходит о скрипке или рояле, никто вроде бы не отрицает необходимости таланта, хоть никто не знает, что это. В то же время всякому ясно, что надо играть гаммы, развивать пальцы, тренироваться или хотя бы выучить какая клавиша пищит, а какая рычит. Но когда речь о литературе, то всяк уверяет, что надобен-с талант, талант! О мастерстве ни слова, о профессионализме - молчок, о литературных приемах - ни гу-гу, ни кукареку. Только талант, талант, талант-с! На этом заблуждении крылья как раз и горят. Написать роман может действительно всякий. Даже издать на свои деньги. Толстый, в яркой обложке, с золотым тиснением. С голыми бабами или без, с виньетками. Только читать его сможет только автор. Ему роман нравится, он искренне не понимает, почему остальные плюются. А секрет прост. Пишущему нужно всего-то расставить на листе бумаги условные значки. Их что-то около тридцати, точно не помню, плюс-минус пять, только и всего. А в мозгу человека, который смотрит на эти значки, происходит сложнейшая перекодировка, он начинает видеть фрэймы, образы, картины, у него учащается сердцебиение, он задерживает дыхание, смеется, плачет, а со стороны вроде бы просто таращится на лист бумаги с ровными рядами довольно простеньких значков. Да, но смеется и плачет, если написано профессионально. Если же нет, человек видит как раз значки. Перекодировка идет только в мозгу автора: смотрит на свои значки и добавляет мысленно те, которые не сумел выложить на бумаге. И негодует на идиотов, что не понимают его великое творение. Итак, эта книга о том как правильно располагать эти самые значки. Вообще-то автор выступает в роли того мудрого раввина, которого в разгар поста застукали с голыми бабами в бане, когда закусывал вино свининой и орал похабные песни: друзья, делайте, как я говорю, а не как поступаю! Да, из-за коммерческих соображений да и из желания успеть опубликовать начатое годы тому, автор порой выпускает роман! ну, мягко говоря, который мог бы улучшить. Тем более, что знает как. Но вы-то не связаны ни сроками выпуска, ни возрастом! Можете выстроить книгу совершенной, вычистить все шероховатости, а все алмазики превратить в бриллианты! И взять разом всех баб, все ордена и премии! Итак, начинаем книгу о литературных приемах!

Глава 2

Вначале стоит провести четкую грань между писательством и журналистикой. Это две близкие и родственные профессии, их иногда совмещают, хотя редко успешно. Прежде всего потому, что в самой основе у этих профессий разный подход. Журналист пишет статьи, очерки, заметки, информашки, даже документальные книги. Основная сфера публикаций - газеты, журналы. Великолепной газета считается та, которую человек от первой до последней страницы прочитывает за пятнадцать минут. Прочитывает и усваивает массу информации. Запоминает хотя бы до завтра, ибо с утра другие события, другой курс доллара, другие убийства, свадьбы, разводы и скандалы в правительстве. Разные требования диктуют разный стиль. Журналист обязан избегать яркого языка, великолепно построенных фраз, которыми восторгаемся у Бунина-Набокова-Астафьева. Он обязан писать так, чтобы взгляд бежал по странице быстро, не цепляясь, сразу хватал и усваивал информацию. Писатель пишет не на один день. Книга не выбрасывается по прочтении, как газета, а в этом случае требования к способу разбрасывания значков по бумаге иные. Первое: писатель обязан писать не информативно, а образно. Если на пальцах, то журналист пишет: "Депутат Рохлев рассердился", а писатель так не имеет права уже по статусу художника слова. Он пишет что-то вроде: "Депутат Рохлев нахмурился" (стиснул кулаки, заскрипел зубами, взревел, зарычал и пр.), т.е., он рисует картинку, а проницательный читатель, которому спешить некуда, хоть с трудом, но все же догадается, что депутат Рохлев рассердился. Писатель не напишет: "Депутат Рохлев обрадовался", а прибегнет пусть к штампам, но все же образам - губы раздвинулись в улыбке, счастливо завизжал, подпрыгнул, лихо пригласил всех в депутатский буфет за свой счет и пр. Конечно, нужно избегать штампов (стиснул кулаки, заскрипел зубами и пр.), но даже самые убогие лучше простой информативности журналиста. Конечно, штампы и есть штампы, с ними уважения коллег не приобретешь, но деньгу зашибить можно. Особенно, если строгать детективчики или лав стори. Там требования намного ниже, а читатели проще, чем высоколобые любители фантастики. О том, как убирать штампы - позже. Сперва - базовое. Базовое. На примере. Приходит друг, мнется, потом с очень равнодушным видом достает рукопись, протягивает: "Я тут рассказик накропал... Так, для сбя. Прочти, может понравится?" Я тут же в испуге выставляю перед собой ладони: "Что ты, что ты! Как можно? Это с моей стороны будет свинством. Ты писал для себя, а я буду читать твое интимное? Ни за что! За кого ты меня имеешь?" Друг мямлит: "Но я хотел бы, чтобы ты сказал... Я насчет публикации..." И вот тут начинается игра, которую он даже не понимает, ибо я упорно отказываюсь: неприлично читать то, что человек написал "для себя". Это хуже, чем читать чужие письма, те хоть пишутся другому, а тут прямо дневник! Друг пытается заставить прочесть, и все больше нажимает на то, что "это и для печати бы..." Я на своем, ибо непристойно публиковать то, что написано для себя. Наконец, словно только что-то начиная понимать, спрашиваю: так для себя или для печати? Он, сердясь на мою тупость, уже кричит, что хоть и для себя, но хочет видеть это опубликованным! Тогда, видя что дальше его не проймешь, хлопаю себя по лбу и объясняю Первое Правило, что ежели для себя, любимого, то писать можно абсолютно все. Сам себя поймешь любого. А что не поймешь, то догадаешься. По кляксе или оброненной слезе. А если для других, то здесь вступают в силу совсем другие законы. До другого человека еще достучаться надо. А для этого нужно особые литприемы, которые обязательны. Ежели их нет, тогда уж извини...

Тут он в последний раз ощетинивается и бормочет, что он писать все-таки для себя. Тут же протягиваю ему рукопись, мол, забери, неэтично читать чужое и т. д. и т.п. Он вздыхает и... сдается. Все! Он во что бы то ни стало, хочет увидеть свое произведение опубликованным. Он готов слушать. Конечно, это не значит, что будет соглашаться. Он сто раз возразит, что писал для себя, я сто раз протяну рукопись назад, он тысячу раз скажет, что вовсе не то сказал, что я дурак и ничего не понимаю, а я буду тыкать пальцем в строчки и говорить: тут так написано. Вот эти буковки, сам взгляни, а мысли твои я не читаю. Он: ну я ж тебе объясняю, тупому, а я: будешь объяснять так и каждому, купившему твою книгу? А если он читает в постели ночью? Со спящей женой рядом? На ком из них ты надеешься поместиться?

Базовое. Очень важно научиться смотреть на свое произведение как бы со стороны. Чужими глазами. Честно говоря, мне кажется, что это невозможно, невозможно в полной мере, но все-таки существует ряд профессиональных приемов. Первый пришел с начала века, когда жизнь текла неторопливо: положить законченную рукопись в дальний ящик, не трогать с полгода, заниматься другими делами. А когда снова вытащите, посмотрите другими глазами, сразу начнете замечать погрешности, увидите как исправить к лучшему. Второй: отложить ненадолго, затем привести себя в состояние раздражительное, язвительное, вообразить, что это не ваша рукопись, а автора, которого вы не прочь обойти на финишной прямой. И тогда отыщете в ней гораздо больше изъянов, чем у себя, любимого, талантливого, удивительного! Третий: дать рукопись прочесть приятелям. Но ни коем случае не говорить, что это ваша. Иначе наговорят приятных слов, всяк знает как болезненно автор реагирует на любое замечание в его адрес! К слову, я показывал свои рукописи как "Иван Крокодилов" на семинаре фантастов в Москве, 1976 г.), Иван Хорватов ( ВЛК, 1079-1981), и еще под десятками других, которые уже и не помню. Под некоторыми даже публиковал, неловко было признаваться, что обманывал. А когда в "Равлике" помогал грузить книги, ввязывался в дискуссии о книгах Никитина, сам критиковал его, и никогда не удивляло: у грузчиков в книжных магазинов ай-кью несколько выше, чем в пивных магазинах. Вообще-то время от времени буду ссылаться на личный опыт. Обещаю делать это не часто, чтобы не обрыдло, да и личный опыт всего лишь Никитина - это не личный опыт Толстого или Достоевского, но буду брать только те случаи, которые наверняка были и у этих великих, и будут у вас. Когда я по почте отослал свою первую рукопись в "Молодую Гвардию", оттуда вскоре пришла рецензия. На девять десятых из критики, советов, что вычеркнуть, что выбросить, что переделать, что заменить, что подчистить, а в конце строчки; мол, рукопись талантливая, рекомендую издать массовым тиражом. Ну, на последние строки внимания не обратил, это ж и так ясно, даже не просто талантливая, а сверхталантливая, но как этот идиот, этой дурак, эта ничего не понимающая скотина посмела делать мне замечания, когда и читает-то наверняка по складам, шлепая губами? В ярости забросил дурацкую рецензию на дно какого-то ящика, постарался забыть. И лишь совершенно случайно лет через пять-семь н аткнулся, вытащил, прочел! И как обухом в лоб! Только-только вчера додумался до одного приемчика, чтобы сделать повесть интереснее, а этот кретин уже тогда советовал так сделать!.. А дальше - хуже. Он советовал и вот это, как почистить язык, а я допер, что язык надо чистить от сорняков, меньше года назад! И вот это замечание идиота, похоже, тоже верное! Черт, так он же еще тогда советовал, как писать лучше! Если бы я, идиот, прислушался, то пять лет назад сумел резко поднять свой уровень! А так годы под хвост, ломился в окна, не замечая рядом открытой двери, изобретал велосипед! Мораль этого длинного отступления в счастливое детство в том, что учиться не обязательно на своих ошибках. Можно и на промахах того дурака, каким был автор этих строк. (Возглас оптимиста: ох, каким дураком я был! Подразумевается, что теперь-то ого-го какой умный!). И вывод: всяк, кто вас критикует - работает на вас. Лучше он сейчас, в рукописи, чем читатели тиража. А тот, который говорит просто приятные слова, конечно же, милый человек, слушать - одно удовольствие, можно жену и тещу позвать: слушайте, дуры, что люди обо мне говорят, но! Повторяю: самый простой способ - свою рукопись дать почитать другу, как чужую. Мол, дал вот один, просил прочесть и сказать свое мнение, но мне все некогда, не прочтешь ли, а я ему скажу твое мнение, как свое. Тут очень важно выдержать лицо и голос. Особенно, когда друг начнет щипать из написанного перья. Вытерпеть, не бросаться защищать гениальное произведение. Не обзывать идиотом и не бить по голове. Лучше дать еще кому-нибудь. И еще. Даже лучший друг может ошибиться. Но если пятеро почему-то говорят, что ты пьян, то не спорь, а иди спать.

Сегодня, один из греющихся в такую погоду у камина Лилии друзей, осторожно заметил в форуме, не страдает ли Никитин какими-то отклонениями, раз уж позволил бабам так унизить Таргитая в "Долине"! Увы, одно из обязательных требований литературы - не отоджествлять себя с героем. Позволять его бить, топтать, даже бить сильно. Конечно, не увечить, это же видно по всем фильмам и сериалам, где злодей погибает в момент, когда в его сторону выстрелят (из лука или пистолета), а герой, получив всю обойму в упор, будучи сбитым тяжелым грузовиком и вдобавок попав под каток, встает помятым, но с оправданной жаждой мщения. Героя нужно время от времени либо бросать в камеру пыток, либо позволять обижать как-то иначе, чтобы дальше его жестокая расправа выглядела оправданной. Если бы, скажем, Чак Норрис, который сейчас победно идет в бесконечном сериале, выйдя на улицу, начал молотить руками и ногами прохожих, это вызвало бы к нему неприязнь. Но когда ему врежут по морде, а его прокуроршу в который раз почти изнасилуют, порвут на ней блузку, то даже мирная Лилия в моменты сладкой расправы кричит: "Да что ты его арестовываешь? Убивай на месте!" Это стандартный ход, его видно на всех кассовых фильмах (пример - "Рембо"), во всей мировой литературе (пр. - "Одиссея"). Прием в том, что героя три четверти произведения бьют, топчут, обижают, он сам то и дело стукается мордой о дверь, ничего не понимает! За это время читатель успевает проникнуться не только сочувствием, но и наполниться жаждой отмщения. А потом, когда герой идет крушить мерзавцев, что пьют и гадят в его доме, да еще хотят его жену Пенелопу, то мы сами не только оправдываем избиение пятидесяти женихов, но и жалеем, что не попинали их трупы ногами. Вывод: благополучный герой - неинтересен.

Вообще-то, этот абзац в самой книге надо будет забросить подальше, вглубь. Где речь пойдет о доводке текста. Но сейчас, когда в год по чайной ложке, то кому-то надоест только базовое да базовое. Кто-то уже крут, если сейчас не поправит свое замечательное, то завтра с утра уже понесет в изд-во, так что для него надо хоть по капле, но давать то элементарное, что можно усваивать попутно с базовым. Текст: Не вешать на каждое дерево табличку с надписью: "Дерево". Более того, раз уж повесили, то снять. То-есть, вычеркнуть длинное и занудное объяснение, без которого и так все понятно. Все эти объяснения, которые так часто, к сожалению, встречаются, попросту раздражают. Никто не любит, когда его принимают за идиота. Но главное, что это вредит самой ткани произведения, снижает динамику. Это напоминание насчет дерева стоит вообще повесить перед глазами, чтобы время от времени натыкаться, спохватываться, отыскивать в своем замечательном произведении эти таблички - а они обязательно будут, каждый их вешает, но не каждый снимает! - и снимать, снимать, снимать! То же самое и в языке: убирать многочисленные сорняки, которые понимающего раздражают, а непонимающему попросту портят впечатление. Перечислить их все немыслимо, укажу на один, едва ли не самый частый, и по нему можно понять, что я пытаюсь объяснить. К примеру, когда начинающий хочет написать фразу: "Он сунул руку в карман", то, умничая, обязательно уточняет: "Он сунул руку в свой карман", из чего сразу понятно, какой честный, не полез шарить по чужим карманам. Или: одел свое пальто, взял свой зонтик, и т.д. и пр., что понятно англичанину, у них артикли his и her обязательны, но вам-то в кувшинный ряд?..

Если умничающий новичок хочет написать, что кто-то кивнул, то обязательно уточнит, что кивнул головой, как будто можно кивнуть чем-то еще! Есть умельцы, которые составляют фразу еще круче; "Он кивнул своей головой". Такие книги можно сразу отбрасывать, ибо по сиим перлам виден общий уровень творения. Иногда встречаются чемпионы: "Он кивнул своей головой в знак согласия"! Здорово? Но и это, как говорит одна на телевидении, еще не все. Однажды я встретил вовсе шедевр: "Он кивнул своей собственной головой в знак согласия, подтверждая сказанное"! Ну, тут уж унтер Пришибеев с его утопшим трупом мертвого человека - вершина стилистики. Буквы, как известно, собираются в слова. Слова бывают как обиходные, которыми пользуемся, так и диалектные, жаргонные, сленговые, канцелярские, макаронизмы, официальные и т.д., дальше загибайте пальцы сами. Если перечислить все, то придется разуть всю семью. Из ста тысяч русских слов (У Льва Толстого, говорят, словарный запас под 400 тысяч), на долю обиходных приходится меньше четверти процента, но именно они составляют девяносто восемь процентов нашей речи.

К слову о журналистике и писательстве: чем меньше журналист выходит за рамки обиходных слов, тем его уровень профессионала выше, в то время как писатель должен употреблять обиходные слова лишь в том случае, если не нашел слов "закруговых". Поясню на примере:

В серединке - слова обиходные. Масштаб, понятно, не соблюден, иначе обиходку пришлось бы рисовать с амебу средних размеров, а область остальных слов русского языка - с орбиту Солнечной системы. Если писатель употребляет слова из центра, то в лучшем случае он уподобляется журналисту, который быстро пересказывает автокатастрофу, чтобы тут же переключить ваше внимание на курс доллара. Слова здесь привычные, обкатанные, картину ими не нарисуешь. Даже при огромном таланте и огромном мастерстве. Талант, даже дикий, инстинктивно стремится подальше от центра в поисках ярких незатертых слов, что прикуют внимание, вызовут определенные ассоциации, от них пахнет свежестью, читатель сразу ощутит ветер, запахи, услышит грохот, стук! Вывод: если хотите стать журналистом - пользуйтесь только словами из центра. Если хотите сделать прозу яркой, красочной, волнующей - ищите слова как можно дальше от центра.

Еще одна крамольная истина: для того, чтобы писать хорошо, надо писать! много. Со времен Советской власти, что регламентировала все, утвердилось правило: писатель должен выдавать не больше одной книги в три года. Было такое постановление, так и жили. Исключение делалось только для лауреатов Ленинских премий. Услужливыми интелями, наша интеллигенция в этом случая самая лакейская, было подобрано обоснование, что, мол, надо тщательно обрабатывать язык, форму, работать над произведением, переписывать по много раз, как это делали великие: Толстой, Достоевский, Пушкин! Да и в самом деле - разве не достаточно одной лишь "Войны и мира", чтобы обессмертить имя? Или "Евгений Онегин"! Остальное можно бы и не писать, вроде! Но в таком случае на гонорары не проживешь, и советские писатели подрабатывали подлейшими выступлениями. Толстого и прочих великих привлекают, чтобы прикрыться их авторитетами. В этом случае спорить не принято, народ у нас такой, но все же стоит напомнить, что у Толстого вышло 90 томов немыслимой толщины, каждым можно слона прихлопнуть как муху, у Достоевского тоже солидное собрание сочинений, не могу сказать сколько томов, у меня только избранное, даже у Пушкина, погибшего в 37 лет, собрание насчитывает много томов!. А сколько бы их было, если бы наши великие писали по книге раз в три года? Дело в том, что писательство, как и любое ремесло, оттачивается только в процессе работы. Я часто сравнивал это со спортом не потому, что сам провел много часов, накачивая мускулатуру или пытаясь пробежать на долю секунды быстрее, а потому, что аналогия со спортом очевидна. Нельзя нарастить мастерство, лежа на диване. Надо работать по много часов. Работать до пота. Да, возразит тот же образованник (которого у нас почему-то считают интеллигентом), вот и работай, переписывай одно и то же, оттачивай язык, шлифуй фразы, выгранивай метафоры! Он прав, но только наполовину. Оттачивать себя в языке, это остановиться в развитии новых тем, идей, сюжетов. Всяк пишущий знает, что именно в процессе написания приходят десятки новых идей, сюжетов, поворотов, и так хочется эту бросить как устаревшую, и ухватиться за новые, более яркие! Если остановиться и очень долго оттачивать первую вещь, то до более ярких вещей может просто не дойти очередь. Я не думаю, что

"Севастопольские рассказы", которые принесли Льву Толстому известность, сделали бы его признанным гением, как бы великолепно не отточил стиль, язык, образы! Да, писатель должен писать много. Сколько? У каждого своя мера грузоподъемности, как и чувство того, когда вещь считать законченной и сдавать в печать. Но он должен переходить от вещи к вещи, ибо только в этом залог его роста. Правда, если слишком быстро переходить, останутся сырыми, неотшлифованными, а то и вовсе незаконченными, в конце-концов вызовут справедливое разочарование. Нужна золотая середина между бесконечным оттачиванием стиля - любую вещь можно совершенствовать еще и еще, - и желанием поскорее реализовать на бумаге новые вспыхнувшие в мозгу ослепительные темы, идеи, образы! К тому же в литературе, как и везде, действует золотое правило: из всего, что создано, только 10% заслуживает внимания. Все остальное, говоря доступным языком! гм! Но разве все читаем у Дюма, который написал две сотни романов или больше? Или у Толстого? Достоевского? Пушкина?.. Все те же десять процентов. И пусть даже оставшиеся девяносто Пушкина выше лучших десяти Васи Васькина из Урюпинска, все же читаем пушкинские десять, а девяносто если и покупаем, то лишь как дань уважения мастеру.

Остановись Пушкин отшлифовывать свои детские стихи до совершенства, добрался бы до "Евгения Онегина"? И еще - писателя, как и спортсмена, судят не по массе его труда, а по пикам, рекордам, всплескам. Кто знает, сколько на самом деле поэм сочинил Гомер, сколько шахматных баталий проиграл Каспаров, и в самом ли деле "Повесть о дивизии Котовского" (автор - Николай Островский) потерялась на почте, или же ее попросту выбросили в редакции как безнадежно слабую?

Этот кусок текста дать бы ближе к концу, но м.б., что-то надо порциями, чтобы не затошнило от однообразия материала? Как в романе надо помнить, что одна и та же порция омывает холодный мозг, благородное сердце и не очень-то разборчивые гениталии. Следовательно, нельзя давать ни одни занудные нравоучения, порция крови пошла уже вниз, к сердцу, ему нужны погони, лязг мечей, стук копыт, но и здесь не задерживаться, ибо кровь пошла еще ниже, ниже! Но и там нельзя задерживаться, никакой гигант не проторчит в постели весь роман, уже началась сублимация, пора снова бросить кусок мяса проголодавшимся мозгам! Итак, несколько слов о временах, которыми писатель должен уметь пользоваться умелее, чем депутат или член правительства. Взглянем на прошедшее время. Итак: прошедшее длительно повторяющееся, давно прошедшее: хаживал, куривал, любливал, пивал! Непроизвольное мгновенное энергичное: приди. Императивное: приходил, Результативное: пришел. Прошедшее время может быть как несовершенного вида: махнуть, так и совершенного: махать, Непроизвольное: и махни, Произвольное: мах (рукой, к примеру) Давнопрошедшее: махивал, Начинательное: ну махать! Многовато? Да, это ни запомнить, ни использовать. Тогда настоящих времен стоит упомянуть не больше двух: общее (планеты обращаются вокруг Солнца, Вселенная расширяется, и т.п.,) и активное (Она красит губы. Орел со мною парит наравне), а из будущего тоже пару времен: Совершенное: махну, Несовершенное: буду махать. Хотя сразу же надо предупредить, что это уже филигранная доводка, на которую мало кто решается, мало у кого остается сил и времени (а надо еще выдержать давление изд-в, родни, читателей и, особенно, пустого кармана?). К филигранной обработке стоит приступать тогда, когда произведение вычищено почти до блеска. А это такая редкость! Приступать, когда с деревьев уже сняты все таблички с надписью "Дерево", когда есть сдвиг в характере главного героя, а это единственная мера таланта или как ни назовите это умение делать произведение. Чем сериалы и ужасны, почему продолжение всегда хуже первой книги (серии), потому что если в первой книги герой может пройти путь от дурака к мудрецу, от труса к герою, то что остается на вторую, на третью? Можно, конечно, искать бесчисленные клады, провожать новых и новых принцесс из пункта А в пункт Б, завоевывать для себя королевства, но если герой на последней странице все тот же, каким и появился на первой, если в х а р а к т е р е не произошло изменений, то как бы блестяще не был написан роман, он просто еще одна доска в заборе. Пусть даже из хорошего дерева. Пусть даже выстругана хорошим мастером. Помню, у меня как-то над столом висела шокировавшие тогда слова самого Тургенева: "Женщина - всего лишь функция". Дескать, всего лишь литературный прием. Сперва ошарашило, ведь Тургенев по учебникам некий певец женщин, их утонченности! Утвердилось даже определение "тургеневская девушка", как образец чистоты, невинности и прочих качеств, которые так ценим в этих существах. И вдруг такой цинизм! Но, увы, это так. К примеру, его самое известное - "Отцы и дети". (Остальные написаны по тому же рецепту, проверьте сами). Базаров носитель новых идей нигилизма. Всей работой врача, всеми поступками и словами типа "Природа не храм, а мастерская, и человек в ней - работник", утверждает нового человека, социалиста, опасного и непонятного старшему поколению. А увидев красавицу, говорит что-то вроде: какое тело, какое роскошное тело! Интересно, как будет смотреться на анатомическом столе?

И вот этот несгибаемый и сверхстойкий супермен нигилист, которого никто не могло не то, что сломить, но даже пошатнуть! ломается, не выдержав испытания именно женщиной. Итак, в литературе женщина - всего лишь функция. Функция произведения. Холодный профессиональный прием. Еще очень важное соображение - новизна темы, идей или хотя бы образов. Образ - на последнем месте, понятно, тема или идея важнее, но все же как трудно найти новый образ! Зато, когда найден и удачно прописан, то достаточно произнести лишь слово "Обломов", "Отелло", "Дон Кихот", "Дон Жуан", чтобы сразу встали образы во всей титанической мощи!.. Человека можно назвать хоть лодырем, хоть обломовым, всяк поймет, что имеется в виду. А сколько прекрасных образов ( с точки зрения профессионала) вывел Гоголь? Собакевич, Чичиков, Манилов, Плюшкин, Хлестаков! Хотите задачу? На одном из совещаний в конце не то 60-х, не то в начале 70-х я попал на совещание детских писателей. Один из князей литературы с трибуны как раз обещал золотые горы тому, что придумает образ русского детского героя. Ведь косяком идут по России английские Винни-Пухи, итальянские Чипполино, шведские Карлсоны, всякие там буратины и пиноккио! Чуть позже какой-то чебурашка появился из восточных стран, подозрительно прижился, шпи°н проклятый, с чужим крокодилом дружит, мог бы с русским медвед°м!.. Словом, тому, кто придумает своего детского героя, тому лауреатствы любые, ордена и премии сам выбирай: какие хочешь и сколько хочешь. Квартиры, дачи, машины, баб и прочую мелочь - без счета! Бери, пользуйся, только дай своего, национального. Эта задачка, кстати, так и не решена. И хотя Советская власть рухнула! но при чем тут какая власть? Своего героя стоило бы создать в любом случае. Теперь понятно, что такое удачный образ?

Да, сам вижу, что сумбурно. Но не хочется откладывать на годы, когда именно сейчас ребята пишут серию романов в "Княжеский пир". Эти разрозненные заметки могут принести пользу уже сейчас!

А потом, когда-нибудь, если будут время и силы, сведем эти записи вместе, скомпонуем, даже издадим книжицей, которую удобно будет полистать и на диване.

Новизна темы! Она может быть не обязательно новой, иначе победителем был бы тот, кто, скажем, первым описал новый акселератор Voodoo-2. Новизна темы чаще всего связывается с пересмотром устроявшихся взглядов на привычность. Чтобы рискнуть нарушить привычность, надо в еще большей степени, чем талантом, обладать просто смелостью. Даже бесстрашием. Посметь сказать иначе, чем все. Приличные и благополучные. Умные и всезнающие. К примеру, все всегда знали, что самый высокий и благороднейший из жанров - баллада. Самый возвышенный и одухотворенный. Также все знали, что самое низменное и скотское скапливается в солдатских казармах. Особенно это ощутимо было во времена викторианской Англии, когда джентльмены были настоящими джентльменами, а леди! о, это были леди!.. И не было более грубых людей, чем тупые солдаты, не находилось места гаже, чем казармы, где ничего не услышать кроме грязнейшего мата! И тут один сумасшедший выпускает свой первый сборник стихов с названием "Казарменные баллады". Я даже не пытаюсь пересказать, что это вызвало. Но поэт остался жив. И выпустил второй сборник с еще более вызывающим названием - "Департаментские песни". А во всей Англии не было более скучной рутинной профессии, чем департаментский клерк. Наш бухгалтер на его фоне еще орел! Но чтобы бухгалтер запел! Да, с портретов Киплинг смотрит так, как и должен смотреть лауреат Нобелевской премии, пример для английских школьников и даже взрослых. Но не попал бы он на портреты, если бы не начал с таких скандальных пересмотров привычных уже литературных тем! Здесь приходится коснуться важнейшей особенности нашей психики. Увы, наша память отбирает для запоминания не умное, а почему-то эмоциональное. Во времена Гомера были певцы поумнее, во времена Шекспира драматурги умели сочинять вообще мудрые и нравоучительные пьесы, но память человеческая удержала "Иллиаду", где в десятилетней войне погибли все троянские герои и все греческие (только Одиссей и Менелай вернулись живыми, хотя Одиссей возвращался еще десять лет, а на родине застал разграбленный дом и бесчинствующих гостей), у Шекспира в "Гамлете" финальная сцена завалена трупами, Ромео и Джульетта мрут, Отелло удавливает Дездемону, король Лир мрет, предварительно в жутких страданиях кукукнувшись! Увы, обезьяны мы или просто варвары, но умное воспринимаем, когда завернуто либо в кровавый клубок убийств, либо в виде топора подвешено на ременной петле под пальто, Если встретим на улице дикаря в звериной шкуре, декламирующего стишок, то запомним больше строф, чем если бы этот же стишок декламировал привычный сутулый очкарик.

Итак, для ударного романа, который привлечет внимание, обязательны! или крайне желательны новые темы и новые идеи. Только не спешите тут же воплощать в значки на экране компа то, что покажется новым. Мы все живем в одном мире, едим тот же хлеб, слушает одни и те же новости, и обычно мыслим одинаковыми стереотипами, алгоритмиками. То, что кажется на первый взгляд революционным, только что пришедшей в голову ошеломляюще новой мыслью, скорее всего пришло еще в три-пять тысяч голов. А к вечеру таких наберется намного больше! Да и те, что покажутся в самом деле новыми, надо рассматривать очень внимательно. Сверхмодная ныне тема Добра и Зла, где Добро уже не Добро, а Зло так и не Зло вовсе - это не новая революционная идея.

Наемный убийца-киллер, который шествует по экранам и страницам романов - это все-таки не герой, в какой костюм от Версачи его не обряди, и какую бы блондинку не дали охранять. Это вызов канонам - да. Вызов из того ряда, когда соревнуются, кто на званом обеде у королевы громче испортит воздух. Здесь впереди даже не медлительная литература, а компьютерные игры. Если пару лет тому еще был выбор за кого воевать: за красных или за белых, то сейчас предлагается только один путь: дави всех пешеходов и разбивай встречные машины в "Армагеддоне", стань чудовищем и убивай всех рыцарей, что посмеют спуститься к тебе во "Властелине подземелий", стань рэкетиром, грабь и убивай мелких предпринимателей, подкупай полицию, создавай гангстерскую империю в "Legal Crime"! Сейчас, когда почти вс° тупое стадо баранов покорно перешло на сторону Зла, надо иметь отвагу, чтобы воевать за Добро!.. Только надо это делать иначе, чем отцы-деды. Чтобы это сегодняшнее стадо видело в вас не вчерашний день, а завтрашний.

Есть больная тема, именуемая чистотой русского языка. Странновато только, что все лингвисты, академики, профессура, президенты, министры культуры и дровосеки - все на этой стороне баррикады, а по ту сторону! вроде бы никого. Или нечто темное, безликое и безымянное. Все с этой стороны сражаются за чистоту, а с той стороны ни слова, что надо-де загрязнять. Но сражение идет. На иностранные слова, как и новопридуманные (неологизмы, если кто помнит по школе) идет охота. Их клюют, топчут, загоняют в неведомые глубины, но они как-то выживают. К тому же появляются новые, тихой сапой влезают в священный русский язык, исконно посконный, чистый и незапятнанный! Да бред это! Какая исконность, неизменяемость? Попробуйте прочесть "Слово о полку Игореве" на родном языке! Да что там "Слово", прочтите стихи Тредиаковского, Державина! Полистайте до реформы русской орфографии Петром Великим наши российские издания! Сумеете без переводчика? А ведь всего триста лет прошло! Заимствуя иностранные слова, мы обогащаем русский язык. Ибо если, скажем, в английском driver означает извозчика и компьютернуюпрограмму, то у нас это уже два разных слова и значения. Как, скажем,ныне привычные славянский "конь" и печенежская "лошадь". И так во всем. Как в компьютерном мире, так и везде, где нас обогнали или просто прошли слишком близко. Они вынуждены брать свои привычные слова, расширяя значение одного итого же слова, а мы расцвечиваем свою языковую палитру. Я пишу письма и мэйлы, а они только мэйлы, хоть гусиным пером на пергаменте, хоть на Silicon Grafics. Люди, которые "блюдут чистоту языка", почти всегда хорошие люди. Честные и добрые. Искренние. Они в самом деле заботятся о русском языке. Что еще сказать? Только повториться, что обычно это очень хорошие люди. Ну, а ум не всем дается, как и понимание или кругозор. Чин академика легче получить, чем еще одну извилину. Ну, кажется им, что предохраняя русский язык от сленга или макаронизмов, они служат Отечеству. Вот и предохраняют! Что можно сказать? Все-таки не грабят прохожих в подворотнях, не устраивают липовые фирмы! Это не в обиду сказано им (я их даже люблю), а в защиту тех, кто пишет книги, статьи, очерки. Ребят, которые начали делать серию "Княжеский пир", надо защищать как от мерзавцев, так и от хороших людей, которые совершенно искренне говорят: слушай сюда, потому что все остальные - дураки. Я люблю Отечество, уже поэтому я прав всегда и во всем.

Русский язык, в котором нет английской жесткой системы закрепления слов в предложении, даже на бумаге дает удивительную свободу интонации. В зависимости от того, куда всобачите слово, меняется смысл. К примеру, "У попа была собака". Все понятно: у него была собака, а не кошка. Если же слова переставить так: "У попа собака была", то сразу тоже все понятно. Была, а теперь нет. Или "Собака была у попа", Все ясно! А у попадьи - коза или кошка. Как видим, ключевое слово ставится всегда в конце фразы. Конечно, в устном разговоре (разговор бывает еще по ICQ, chats) можно поставить ударение на любом слове, подмигнуть или повысить голос, тем самым меняя смысл, но в "Кузнице" идет речь о расстановке букв на бумаге.

Эти строки надо помещать в самом-самом конце книги. Будут помещены, если она будет написана. И опубликована. Потому что! вот вы прошли огонь и воду, все вытерпели, вынесли и - наконец-то! - победили. Пришла слава. Со всех сторон бегут женщины, ради которых все и делается, президент предлагает орден Спасителя Отечества, академия Искусств приглашает нагнуть шею под лавровый венок, пионеры несут красный галстук, а монархисты предлагают вам титул потомственного дворянина! нет, сразу князя. Это начинается испытание медными трубами, которое, увы, пока еще никто не прошел. Во всяком случае, сразу вот так припомнить не могу. В голову лезут всякие там ростроповичи, целующие руку Власти в обмен за орден, а вот человека сразу так с ходу вспомнить не могу. Ладно, вполне возможно, что им будете именно вы. Основным Заповедям Творца практически никто не следует, разве что кто-то где-то инстинктивно, но формулируются они, как мне кажется, здесь впервые. Первое: самое трудное, просто немыслимо трудное: творящий не должен принимать наград! Ни официальных из рук властей, ибо тем самым становится им на службу, а служивый писатель - это знаете ли! Ни даже из рук общественных комитетов, клубов, фондов. Дело не только в том, что все кем-то да контролируются. Все равно эти группки собираются по интересам. Получив премию из рук кружка по защите бабочек, уже неловко сказать, что гусеницы грызут листья и наносят урон садам! Если взять из рук Нобелевского комитета! ну, творца обязательно смутит море крови, пролитое динамитом, на крохи от продажи которого учреждена эта премия! Конечно, кому-то обидно смотреть как щеголяют в орденах и медалях молодые и старые брежневы, но на свете есть и другая награда! Об этих, премияносцах, говорят с недоумением: "Как ему удалось получить это звание? (этот орден и пр.) Не иначе как в родне с таким-то, или же его ставит креветкой такой-то, а этот такой-то главный в их тайной распределиловке!" Лучше, если будут удивленно спрашивать: "Как, вы все еще не лауреат?", а в организации будут писать письма, требующие присвоить вам хотя бы звание Героя Человечества.

Сейчас заря Нового Мира. В старом хорошо бы оставить и эту дикость, когда князек или просто атаман шайки милостиво одаряет как своих разбойников, так и шутов, что сумели угодить подхалимажем или развеселой песней. Неважно как называется теперь этот князек: президент, премьер, или глава Фонда, как шаман все равно шаман, если даже переименовался в папу римского, верховного муфтия, патриарха или архиепископа. Где сверхлауреаты, Герои, лавроносцы Советской Системы?.. Всяк увидел их подлинную цену. Впрочем, видели и тогда. Как видят подлинную цену и нынешним лауреатам, лауреатикам и лауреатишкам - им несть числа. Каждая фирма, кружок, печатное издание плодит своих самых замечательных, самых талантливых, заодно сбывая лохам их нетленные труды. Не надо ссылаться на Запад, где этих лауреатишек еще больше. Там те же фирмы, общества, фонды, кружки, движения! И все остервенело бьются за расширение, за сферы влияния. А брошенная со стола феодала кость шуту (ладно, барду) способна еще как повысить рейтинг феодала за счет благодарственной песни сытого певца! Сформулируем так: всякий, кто принимает орден или лавровый венок, записывается в челядь того, кто бросает эту кость. Даже, если вам лавровый венок вручают от имени некого общества, чистого и незапятнанного! Предположим невероятное, что это общество никем тайно не финансируется и не контролируется. Оно в самом деле чистое и незапятнанное. Но все-таки вы начинаете ему служить! Ведь просто неприлично кусать руку, которая вас гладит или кормит. Но тогда где ваша свобода?

Всегда о любом начинании проще говорить: нет, не получится, ничего не выйдет. Этот человек в девяти случаях из десяти оказывается прав. И выглядит лучше, интеллигентнее, говорит готовыми обкатанными фразами, без труда побеждает в спорах. Тут еще надо суметь оформить в слова свою зыбкую идею, как-то объяснить себе и другим, а у оппонента наготове масса блестящих и остроумных доводов против. Он легко и под смех окружающих разобьет в пух и прах несчастного, вздумавшего создавать свою теорию, религию, иной взгляд на компьютерные игры, взаимоотношение полов или нового литературного героя. Конечно, эти девять из десяти никогда ничего не создают и не творят, но они и никогда (почти) не ошибаются! И потому выглядят правильно, респектабельно, с ними хорошо общаться, они не надерзят как эти молодые гении, они воспитаны и обходительным. Массовый человек идеален для любого общества. Он правилен! Он живет главенствующей идеей. Сегодня сказали, к примеру, что антисемитизм - это нехорошо, этот человечек всюду говорит, как свое собственное мнение, что антисемитизм - это нехорошо. Скажи завтра так же авторитетно, что жидов надо всех извести, он тут же пойдет точить нож. Особенно, если скажет не правительство (кто ему верит), а импозантный член академий, искусствовед с благородным усталым взором и красивой седой гривой до плеч. А вы уверены, что не скажет? Не бойтесь проигрывать в спорах тем, эрудированным. За ними в самом деле огромный пласт мировой культуры. С вами через их вообще-то тупые болванки тел говорят величайшие мыслители как прошлого века, так и того, что вот-вот станет прошлым! С ними спорить трудно. Но! нужно. Они то, на чем цивилизация стоит, а вы те, кому эту махину тащить дальше. Был красивый и просвещенный Рим. Изысканный город юристов, поэтов, драматургов, скульпторов. Могучая римская армия. Образованные люди спорили о форме ушей нимф, предавались изысканнейшим плотским утехам!

Но откудато среди них появились ужасные, невежественные, неграмотные, грубые первохристиане. Тупые. Не один из десяти, а куда меньше. Всегда проигрывали в спорах с образованнейшими римлянами, которые знали и поэзию, и философию, и языки, и отличались широтой взглядов! И все-таки разрушили могучую и незыблемую Римскую империю! И создали свою цивилизацию. Ломайте и вы этот старый дряхлый мир. Вы - ростки нового. А к этому необходимому вступлению, чисто технические рычаги. Любой материал сдается! То-есть, сейчас перед вами толпятся идеи, целое стадо. Все сразу не реализовать, надо выбирать какие сейчас, какие на потом. Любой нормальный че-ловек хватает ту идею, которую уже видит как воплотить быстро и неплохо. Но вы - ненормальный (напоминаем, что такое норма: это слесарь-водопроводчик, академик, литературный критик, банкир, президент страны - уровень одинаков, разница только в образовании и захваченной должности). Вы должны выбирать ту, дерзкую и злую, которая перевернет мир. Правда, неизвестно как к ней подступиться, в то же время понятно как быстренько создать целый фантастический мир, придумать новую форму ушей для эльфов, вооружить хорошо сбалансированными мечами и обучить восточному единоборству сунь-хунь-в-чай с элементами школы вынь-су-хим. Да черт с той дивизией пишущих, что шагают с вами не в ногу! Да и вообще, почему писатели должны ходить в ногу? Да еще строем? Если в ногу, то ясно, что за писатели. Если строем, то еще виднее! А они еще и сомкнутым строем дружно встречают, выставив штыки, всякого непохожего. Ну, тут уж все яснее ясного. Любой материал сдается! Если упорно думать именно над этой труднейшей идеей, то придут и образы, и новые герои, и краски, и способы как воплотить в ткань ярко и необычно. И тогда ваша работа будет не просто выгодно выделяться среди тех, которые писались легко. (Что пишется легко, то читается трудно. А уж публикуется!) Главное - ваша работа запомнится. О ней пойдут споры как о взорвавшейся бомбе. И, может быть, в самом деле перевернет мир!

Глава 3

Итак, вспомним выводы из предыдущих глав:

Не прибивать на каждое дерево табличку "Дерево".

Писать периферийными словами.

Женщина - всего лишь функция

Вставки-объяснения раздражают всегда

Мера романа - сдвиг в характере

!..

!..

Я вижу, что пропустил такую важную особенность нашей психики, как правильность и неправильность. Увы, всякая правильность читателя угнетает. Правильный человек никому не интересен. Заставляет скучать. Хуже того, раздражает.

Так было во все века: Робин Гуд всегда и везде популярнее, чем Френсис Бэкон, мускулистый Конан интереснее первопечатников Гутенберга или Ивана Федорова, а Каин круче и тоже интереснее мирного Авеля. Сейчас это вообще приняло гипертрофированные размеры. Косяком пошли благородные киллеры, проститутки с сердцем пресвятой девы, владыки подземелий, аристократичные мафиози, а в фэнтези бросились изображать героев не совсем так чтоб уж благородных, а скорее на стороне Зла... Еще Вальтер Скотт горько жаловался, что ему никак не удаются благородные образы! Злодея пишет одним махом, сочного и яркого, запоминающегося, а вот даже Айвенго скучен как овца в темноте. Но он хоть дерется, что-то живое, а что сказать о леди Ровене и прочих главных героинях его романов? Да, конечно, если писать только образы злодеев, роман может получиться ярче. Может быть, у него даже читателей будет больше. Но что это за читатели... Да и каким вы станете писателем? Еще о языке. Кто-то из великих сказал: "Одному правилу следуй упорно: чтоб словам было тесно, а мыслям просторно". То-есть, вычеркивай к такой матери те слова из уже написанной фразы, без которых можно обойтись. Это самый простой и эффективный улучшить язык. По- правде говоря, половина умения писать стоит на умении вычеркивать. Ведь умно пишут многие!.. Но умно написать недостаточно. Надо - ярко. Яркость достигается, кроме прочих приемов, еще и емкостью. Пословицы тем и сильны, что все лишнее убрано, остались только самые необходимые слова. Это запоминается! Это действует. Увы, вычеркивать трудно. Даже не потому, что непонятно какие вычеркивать, какие оставлять. Просто - жалко. Что ж, первое - с чего надо начинать, это выпалывать и выпалывать слова-сорняки. Возвращаться, просматривать поле заново свежим взглядом и выпалывать еще. Все сорняки не перечислить, каждый пишущий тяготеет к разным, но есть и масса общих, таких как "свой" или "был", что пестрят в каждой фразе. Да и вредят эти сорняки не только тем, что мешают яркости. Казалось бы, что неверного в написанном: "Вошел человек. Это был мужчина высокого роста, одет был хорошо!". Но сразу прицепляется невольно: раз слово "был" по нормам языка адресует в прошлое, то сейчас этот вошедший уже стал, наверное, роста низенького, а то и вовсе сменил пол, а одет либо плохо, либо вовсе явился голым? Эстетическое должно быть динамичным. Вспомним, на что уж скучнейший и безликий персонаж "Человек в футляре"! Но, прежде чем к концу короткого рассказа попал в последний футляр, деревянный, его и с лестницы спускали, и морду били, он пытался жениться чуть ли не на королеве, т.е., показан в действии! Только в действии раскрывается образ. Это звучит скучно, академично, попробуем иначе: только динамичный персонаж, с которым что-то да происходит, который вынужденно меняется - нам, читателям, интересен. И другим - тоже. Так убиваем стазу трех зайцев: читатель покупает, издатель издает и платит, а вы попутно так, походя, выполняете одно из важнейших правил литературы, и, таким образом, вас по праву называют писателем, а не просто зарабатывающем на писании книжек. Спорадическое в жизни - постоянное в литературе. Жизнь заполнена хождением в булочную, на службу, всяческой рутиной. В морду дадут всего раз-другой, женитьба еще, черт бы ее побрал! еще как-то чуть под машину не попал! вот и все наши события. Да, это жизнь. А вот для литературы нужно отобрать как раз эти моменты: когда в морду, женитьбу, под машину или еще что-то еще яркое, необычное. Не потому, что читателю надо кровавую сцену (хотя этим Шекспир не пренебрегал, еще как не пренебрегал), а именно в мордобое видно кто есть кто, как в любой экстремальной ситуации. В булочную мы все ходим одинаково, как и на службу, но по разному поступаем, когда видим впереди в темном переулке трех пьяных мордоворотов. Вывод: литература - более точное изображение ж изни, чем сама жизнь. К сожалению, сослаться не на кого, сам придумал, но уж поверьте тренеру. И - вперед к рекордам! Пока что здесь ни слова собственно о фэнтэзи. Даже о фантастике в целом. Только чисто литературные приемы. Пусть странные люди рассуждают: литература ли фантастика, впадает ли Волга в Каспийское море и кушают ли лошади овес и сено, но сюда заглядывают регулярно лишь те, для кого этот вопрос давно решен. Многие из них пишут, а для пишущего главное искусство - правильно расставить эти знаки на бумаге, возвести с их помощью мощное красивое здание, а кого туда поселить: фантастов, лавсториков или истористов - можно решить потом. Однако любая постройка начинается с изготовления кирпичиков. Будут кирпичи высокого качества, из них можно построить любой дворец (как и хлев, увы), но из хреновых кирпичей можно построить только хлев. Да и то до первого дождика. Язык и есть те кирпичики, из которых строится вещь. Когда я читал "Аэлиту", "Петр Первый" или "Хождение по мукам", я не чувствовал, что читаю фантастику, исторический или роман на современную тему. Язык совершает чудо присутствия, соучастия: я дрался и с Тускубом на Марсе, и прорубал окно в Европу, и метался между красными и белыми.

Еще одно правило, которое лично мне не нравится, но, что поделать, оно существует. Формулируется примерно так: любая словесная конструкция оправдана в произведении, если логически мотивирована. То-есть, любая ругань, любой мат, любая непристойность имеют право на присутствие в литературе, если без нее образ неполон, если это помогает в раскрытии характера. Но, конечно же, если обойтись можно, то обходиться... нужно. В литературе, как и в любом виде искусства, существует разделение на искусство и на подделки под искусство. К примеру, любовь - искусство, а вот секс - подделка. Понятно, подделки строгать легче и проще, особого мастерства не требуется, а нетребовательных читателей всегда больше. Мы сами, если на то пошло, вышли из нетребовательных, ибо в раннем детстве глотаешь все как утка, потом - как акула, только с возрастом или воспитанием начинаешь отличать белое от черного. К примеру, как только человек получает в руки фотоаппарат или телекамеру, он тут же начинает снимать свою собачку, кошечку и крохотных детишек. Ибо нет человека, чтобы не умилился при виде этих братьев меньших (дети в том же ряде), а профессионал избегает этих непрофессиональных приемов. Казалось бы, нет ничего проще: посади ребенка в хвост самолета, что вот-вот отвалится (хвост), и переживание зрителей обеспечено на обе серии! Но тот фильм делали в расчете не слюни и слезы домохозяек. Уважения зрителей и читателей этим не заработаешь. Хотя кассовый успех, увы, от классности не зависит. Рубль высоколобого и грузчика одинаков, а грузчиков побольше, они уже и банкиры, и депутаты, и члены правительства! Потому надо хотя бы в начале пути стараться избегать подделок. Так же как в детективе, где есть, скажем, запреты на использование близнецов, немотивированного убийства сумасшедшим или упавшим предметом с крыши, так и в литературе вообще есть негласные запреты на секс, умильных детишек и всяких кошечек, попавших в беду. Конечно, полностью исключить их из литературы невозможно (да и заподозрят в каких-то комплексах, время такое подозрительное), но пользоваться надо дозировано. У меня, кстати, есть и один-два ребенка, одна-две "кошечки", но это на двадцать с лишним книг! Человек читающий, пусть даже читающий детективчики самого низкого пошиба, все же выше по интеллектуальному развитию человека, смотрящего фильмы. Даже элитарные, высокие, интеллектуальные и т.д. Почему? Да потому что читающий сам создает для себя фильм. И сколько бы человек не прочли одну и ту же книжку, столько разных фильмов они и создадут. Раскрывая книгу, мы видим белый лист с разбросанными по нему значками всего из тридцати двух символов. А в мозгу происходит колоссальнейшая работа по перекодировке этих символов в зрительные образы. Мозг включается и работает мощно, во всю силу, развиваясь и накачивая свои мышцы. А в кино или на телеэкране уже подается готовая картинка. Кем-то приготовленная, разжеванная. И все зрители видят одно и то же. Бездумно. Мозг не работает. Он только потребляет. Готовое. Если, скажем, токарь семь часов рабочий день стоит за танком, он выдает определенное количество деталей. Если бы писатель стоял... Хэмингуэй, к примеру, писал стоя, или сидел семь часов за своей пишущей машинкой или за Pentium-II те же семь часов, он смог выдавать своей продукции в несколько раз больше. Оставим идиотов, что заорут о кощунственном сравнении, эти строки не для них, А неглупым понятно, что у пишущего всегда есть уже написанное, которое можно и нужно править, улучшать, добавлять, расширять, заострять и т.д. Когда, как говорится, нет вдохновения, а попросту говоря, в этот момент ничего яркого не лезет в голову. Значит, нужно, как простому токарю садиться за свой станок и дорабатывать уже написанное. Нет такой вещи, что при повторном прочтении показалась бы безукоризненной! Нет такой вещи, что при доработке стала бы хуже (не верьте анекдотам, сочиненным лодырями). Ладно, не надо кивать на Толстого или Бунина. Не говоря о том, что они переписывали свои вещи по двадцать раз, всякий раз улучшая, осталась работа и для двадцать первого. По крайней мере, когда встречаю у Бунина "он кивнул головой", это коробит. И я понимаю, что он бы убрал, если бы заметил. И надо по возможности избегать лишнего украшательства. Хотя понимаю, это трудновато. К примеру, написал человек фразу: "Не стреляйте в лебедей". Чувствует, банально. И он добавляет то, что считает литературностью: "белых". На слух неискушенного человека звучит вроде бы красивше: "Не стреляйте в белых лебедей". Но даже этот неискушенный чувствует в этой фразе фальшь, неискренность, хотя не понимает почему... И человек грамотный сразу: а в серых можно? Тогда уж в черных вовсе дуплетом? А то из пулемета!... Ну, а раз сознание за что-то шероховатое цепляется, то кто-то копнет и глубже: в лебедей не стрелять, а в гусей можно? И в голубей? И собак, и кошек?.. Да и про людей не сказано, что этих двуногих стрелять низзя...! Забавны, но не более, истерические поклонники какого-то кумира, будь то певец или писатель, но они же становятся опасными, если по недосмотру получают доступ к прессе. Они тут же стараются навязать поклонение своему богу так яро, что нередко своего... добиваются. И тогда действительно великий человек становится Величайшим и Непревзойденейшим, тем самым у разумных людей вызывая глухое рздржение. В отличие от истерических дураков они-то знают, что любое достижение человеческой мысли, духа или мышц перекрывается новыми достижениями. Увы, все течет, все менятся. Хотя почему "увы"? К счастью. Иначе не было бы прогресса. Но если в спорте не поспоришь: сто килограммов на штанге современного штангиста это сто, а не семьдесят, как на штанге у чемпиона прошлого века, если современный автомобиль развивает скорость больше, чем рекордное авто начало века, то в искусстве, где вроде бы нет четких стандартов, время вроде бы застыло. Произведения великих мастеров объявлены непревзойденными. Как в живописи, так и в литературе. Хотя, конечно же, это не так. Как ни печально это признавать писателю, но, как он пишет лучше мастеров прошлых веков, так и в следующем столетии будут писать лучше него. Это если трезво, без истерики. Да, Пушкин велик как никто в то время, ибо он первым ввел в обиход русский язык, ведь в так называемом высшем свет говорили только на французском, точно так же, как за полсотни лет до того - на немецком. Да, Данте велик, он первым написал вещь на итальянском языке, но только дурак или обманщик будет утверждать, что поэты двадцатого века уступают Пушкину или Данте. Потому нетрудно строчить продолжения под Пушкина, Лермонтова, Толстого. Не обязательно эти сиквелы слабее. Пусть даже на том же уровне. Но, простите, уровень конца ХХ-го намного выше уровня людей прошлого или позапрошлого. Честь им и слава, что в то дикое невежественное время сумели создать такие произведения! Но соревноваться с ними, это то же самое, что гордиться тем, что удалось побить рекорд первых Олимпийских игр! Дружок, превзойди современные нормы! Сейчас все еще кощунство сказать, что Проскурин или, скажем, Астафьев по языку и образности выше Бунина или Набокова. Те овеяны ореолом мучеников, а эти - подумать только! - коммунисты. Но что делать, в литературе не так все ясно, как в математике. Однако все же есть критерии, по которым видно, что Астафьев, Проскурин и даже ругаемый всеми Бондарев - опять же ругаемый не за литературу, а за председательство над Союзом Писателей СССР! - они выше по классу литературы, чем уважаемые классики тех лет. Увы, даже того столетия. Не календарного, а того неспешного, когда книги читали в кресле на веранде собственной помещичьей усадьбы, когда из Петербурга в Москву месяц с лишним! А то и заставляли крепостного читать, даже не утруждаться. Бунин выгранивал каждую строку, а Астафьев еще и выгранивает каждое слово в этой строке. Он настолько красочен, что, любуясь каждым словом, оборотом, метафорой, чувствуешь физическое наслаждение, восторгаешься так, что уже неважно как и чем закончится повесть, настолько ярко, четко, профессионально. В науке говорят: даже отрицательный результат полезен. Он показывает, что в том направлении ловить нечего. Так вот, давайте все же признаемся, что все эти акмеисты, постмодернисты, имажинисты, или как не назови нынешних новых, что экспериментируют со словом и формой, что они - экспериментаторы. Результат пока что всех этих поисков - нулевой. Но спасибо им за то, что искали. Другие как стадо баранов перли по пути реализма, потом - соцреализма, а теперь просто пишут попроще, чтобы понятнее было массовому читателю, ибо лучше получить по рублю с десяти миллионов, чем по сотне с тысячи интеллектуалов. Трагедия. Почему-то в школьные учебники попало нелепейшее определение трагедии. Комедия - когда смеются, драма - когда страдают, а трагедия - когда погибают. Желательно, в красивых позах и с высокими словами на устах. Я сам учился по таким учебникам, и сейчас ничего в них не изменилось. Бред, конечно. Из той оперы, когда опрятная домохозяйка в ужасе называет трагедией, если разобьет чашку. Да, бред. Герои могут погибнуть все, но это еще не трагедия. Трагедия - это когда обе стороны правы! Даже древние греки это понимали и пользовались в своих пьесах. Кажется, это в

[ermel]

Никитин уже вызывает ломоту в челюстях
Собственно, "Как стать писателем" одна из тех вещей, что и подпала под пародирование.

[Highlander]

ermel 5 баллов, хорошая "инструкция по применению" с юморком и довольно правдиво, тонкий стеб над людьми у которых есть предрасположеность но не хватает знаний. На досуге воспользуюсь, опишу какую нить "пьянку-тошниловку" с уклоном в философские размышления о смысле жизни человека который не может доползти до кровати, в следствии полного отказа опорно двигательного аппарата из-за чрезмерного употребления второсортного алкоголя в больших количествах

[Ричард]

Ответьти мне на один вопрос если человек не может писать прозу, может ли он его научить писать прозу?
Нужен ли миру ещё один моратель бумаги?
И вообще не стоит не когда ставить себя выше остальных, мы тут не писатели и учить нам не чем, вот если бы за душой хоть одного из нас были хоть две книгу вышедшие тиражом порядка 10000 экз. тогда я бы послушал.

[nightingle]

Я конечно понимаю, что больной вопрос, но зачем же так близко к сердцу всё воспринимать?
Всего то, пособие "Как не надо писать", при том, пособие довольно правильное, и, на мой взгляд, нужное всем, здесь выкладывающимся

Сообщение отредактировано Dark_Elf - 19.06.2005 - 12:27